Год 1850, до какового времени я ныне добрался в своем повествовании, опустив множество событий, неинтересных для читателя, был несчастливым годом для моего товарища Уайли – мужа Фебы. Застенчивая и необщительная натура Уайли до сих пор оставляла его в тени описываемых событий. Хотя Уайли редко раскрывал рот и безропотно вращался по своей ограниченной и ничем не примечательной орбите, в груди этого молчаливого «ниггера» жила горячая стихия любви к общению. И вот в приступе самонадеянности, презирая философию дядюшки Абрама и ни во что не ставя советы тетушки Фебы, он с глупым упрямством решил посетить хижину на соседней плантации без пропуска.

Столь приятным было общество, в котором он оказался, что Уайли не замечал течения времени, и заря уже начала заниматься на востоке, прежде чем он это осознал. Пустившись домой во всю прыть, он надеялся достичь наших хижин до того, как прозвучит рожок; но, к несчастью, по пути его выследила компания патрульных.

Как обстоят с этим дела в других темных краях, где царит рабство, я не знаю, но на Байю-Бёф существует организация патрульных, как их называют, чья обязанность – хватать и сечь кнутом любого раба, которого найдут вне его плантации. Они передвигаются верхом, возглавляемые капитаном, вооруженные и в сопровождении собак. Они имеют право (по закону или по общему согласию?) применить наказание к чернокожему, застигнутому вне пределов поместья его хозяина без пропуска, и даже застрелить его, если он попытается убежать. У каждой такой компании есть свой район для патрулирования вниз и вверх по течению. Оплачивают их труд плантаторы, они вносят лепту пропорционально числу своих рабов. Стук копыт их лошадей, проносящихся мимо, слышен в любой час ночи, и нередко можно видеть, как они гонят перед собой какого-нибудь раба или ведут его на веревке, захлестнутой на шее, к плантации его владельца.

Уайли бежал перед одной из таких компаний, надеясь, что сумеет добраться до своей хижины прежде, чем они его перехватят; но одна из их собак, огромная кровожадная гончая, вцепилась ему в ногу и крепко держала. Патрульные жестоко избили его кнутом и привели захваченного в плен к Эппсу. От Эппса Уайли получил еще одну порку, гораздо более жестокую, так что ссадины от кнута и собачьи укусы кровоточили, и он был настолько слаб и несчастен, что едва мог шевелиться. В таком состоянии он никак не мог держать свой ряд в поле, и, как следствие, не было ни одного часа за весь тот день, когда Уайли не ощутил бы на себе укус хозяйской плетки, прикасавшейся к его кровоточащей и израненной спине. Страдания его сделались невыносимыми, и он наконец решил убежать.

Не раскрывая своего намерения совершить побег даже жене Фебе, он принялся готовиться привести свой план в исполнение. Приготовив еду из всего своего недельного пайка, Уайли осторожно выбрался из хижины в воскресенье вечером, после того как его товарищи улеглись спать. Когда утром прозвучал рожок, Уайли не явился. Его стали искать в хижинах, в зерновом амбаре, в хлопковом амбаре, в каждом уголке и закутке окрестностей. Каждого из нас допросили, выведывая любые подробности, которые могли бы пролить свет на его внезапное исчезновение или нынешнее местонахождение. Эппс рвал и метал и, оседлав лошадь, галопом носился по соседним плантациям, повсюду ведя расспросы. Поиски оказались бесплодны. Не удалось узнать ничего такого, что намекнуло бы на судьбу пропавшего. Собак отвели к болоту, но они не смогли взять его след. Они кружили по лесу, уткнувшись носами в землю, но всякий раз вскоре возвращались к тому месту, с которого начинали.

Уайли скрылся, да сделал это настолько тайно и осторожно, что сбил с толку и посрамил всякую погоню. Шли дни и даже недели, и никто ничего о нем не слышал. Эппс только ругался и сыпал проклятиями. Это была единственная тема наших разговоров, когда мы оставались одни. Мы только и делали, что гадали, что с ним сталось. Одни предполагали, что Уайли мог утонуть в каком-нибудь байю, поскольку не умел плавать; другие – что его, возможно, сожрали аллигаторы или ужалила ядовитая мокасиновая змея, чей укус приводит к верной и быстрой смерти. Однако все мы испытывали теплую и сердечную симпатию к бедняге Уайли, где бы он теперь ни был. Множество искренних молитв слетало с уст дядюшки Абрама, прося подмоги и безопасности для странника.

Примерно через три недели, когда мы уже потеряли всякую надежду когда-нибудь увидеть его снова, к нашему удивлению, он однажды появился среди нас. Из его рассказов мы поняли, что, покинув плантацию, он имел намерение добраться до Южной Каролины – до тех мест, где он прежде жил у хозяина Буфорда. На день он залегал в укрытие, иногда прятался в ветвях какого-нибудь дерева, а по ночам продвигался вперед через болота. Наконец однажды утром, прямо на рассвете, он добрался до берегов Ред-Ривер. Пока он стоял на берегу, размышляя, как же ему переправиться, его изловил какой-то белый и потребовал пропуск. Поскольку пропуска у него не было и он явно был беглецом, его отвезли в Александрию и посадили в тюрьму. Так случилось, что спустя несколько дней Джозеф Робертс, дядя госпожи Эппс, был проездом в Александрии и, зайдя в тюрьму, опознал его. Уайли работал на его плантации, когда Эппс жил в Хафф Пауэр. Уплатив тюремную пошлину и выписав ему пропуск, под которым была приписка для Эппса с просьбой не подвергать Уайли порке при его возвращении, Робертс отослал его обратно на Байю-Бёф. Лишь надежда, которую Уайли возлагал на эту просьбу, и уверения Робертса в том, что его хозяин эту просьбу уважит, поддерживали его, когда он приближался к дому. Однако, как можно было сразу предположить, Эппс на эту просьбу не обратил ни малейшего внимания. Спустя три дня, которые Уайли провел в страхе и недобрых предчувствиях, его раздели и подвергли одной из самых бесчеловечных порок, каким так часто подвергаются бедные рабы. То была первая и последняя попытка бегства в жизни Уайли. Длинные шрамы вдоль всей спины, которые он унесет с собой в могилу, постоянно напоминают ему об опасностях такого шага.

За все десять лет, что я принадлежал Эппсу, не было ни дня, когда бы я не советовался сам с собой о перспективе побега. Я строил множество планов, которые в момент их создания считал превосходными, но один за другим все они были отринуты. Ни один человек, который ни разу не был в таком положении, не может себе представить тысяч препятствий, встающих на пути беглого раба. Рука каждого белого поднимается против него: патрульные ищут его, гончие рыщут по его следу, а природа этой местности такова, что практически невозможно пройти через нее невредимым. Однако я думал, что может настать тот час, когда мне снова придется бежать через болота. Поэтому пришел к выводу, что нужно подготовиться к вероятности преследования гончими Эппса. У него было несколько собак, из которых одна славилась как известная охотница на рабов, самая яростная и свирепая из всего выводка. Охотясь по вечерам за енотами или опоссумами, я никогда не упускал возможности, оказавшись наедине с ними, хорошенько их избить. Таким образом я со временем сумел почти полностью их подчинить. Они боялись меня, повиновались моему голосу сразу, в то время как у остальных не было над ними совершенно никакой власти. Даже если бы они последовали за мной и перехватили, не сомневаюсь, они поостереглись бы на меня нападать [88] .