Шрифт:
— Да, по вопросу о продаже компании я имел дело с Сидом Дженкинсом.
Я открыл папку, достал из нее некий документ и попросил разрешения у судьи предъявить его свидетелю. Как и ожидалось, Фриман воспротивилась, у нас состоялось бурное совещание у судейской скамьи. Но поскольку Фриман одержала победу в таком же споре, касавшемся ознакомления Дрисколла с результатами внутреннего расследования, проведенного АЛОФТом, судья Перри уравнял счет, позволив мне представить документ.
Я передал копию свидетелю.
— Мистер Оппарицио, пожалуйста, скажите присяжным, что за документ у вас в руках.
— Точно не могу сказать.
— Разве это не распечатка электронного ежедневника?
— Возможно, если вы так говорите…
— Какое имя стоит вверху страницы?
— Митчелл Бондурант.
— А каким числом датирована запись?
— Тринадцатым декабря.
— Прочтите, пожалуйста, вслух запись о назначенной на десять часов встрече.
Фриман снова попросила о совещании, и мы снова предстали перед судейской скамьей.
— Ваша честь, здесь судят Лайзу Треммел, а не Луиса Оппарицио или Митчелла Бондуранта. Вот что бывает, когда кто-то получает преимущество, пользуясь благосклонностью суда и свободой отклоняться от темы. Я протестую против этой линии допроса. Советник уводит нас слишком далеко в сторону от дела, по которому должны вынести вердикт присяжные.
— Судья, — возразил я, — еще раз: речь идет о вероятной вине третьего лица. Этот документ — страница из электронного ежедневника, предоставленного защите в числе материалов следствия. Ответ на этот вопрос сделает очевидным для присяжных, что жертва тайно вымогала деньги у свидетеля. А это мотив для убийства.
— Судья, это…
— Хватит, мисс Фриман. Разрешаю.
Когда мы разошлись по местам, судья велел Оппарицио отвечать на вопрос, и я повторил его — не столько для свидетеля, сколько для присяжных:
— Что, согласно записи в электронном ежедневнике мистера Бондуранта, было назначено у него на десять часов утра тринадцатого декабря?
— Здесь написано: «Сидней Дженкинс, Лемюр».
— Не наводит ли вас это на мысль, что мистер Бондурант знал о сделке между АЛОФТом и «Лемюром» в декабре прошлого года?
— Я не могу знать, что говорилось на их встрече, и даже состоялась ли она.
— Какой резон был у сотрудника, ответственного за приобретение АЛОФТа, встречаться с одним из самых важных клиентов компании?
— Спросите об этом у мистера Дженкинса.
— Возможно, спрошу.
По мере того как продолжался допрос, Оппарицио становился все более раздраженным и злобным. Семена, посеянные Гербом Дэлом, давали хорошие всходы. Я двинулся дальше.
— Когда завершилась сделка по продаже АЛОФТа «Лемюру»?
— В феврале.
— За сколько была продана компания?
— Я бы предпочел не разглашать это.
— Фонд «Лемюра» — государственная компания, сэр. Информация о ней является открытой, вот она. Не сэкономите ли вы нам время, сказав…
— За девяносто шесть миллионов долларов.
— Большую часть которых получили вы как единственный владелец, не так ли?
— Ну да, солидную часть.
— А также вы получили пакет акций «Лемюра», верно?
— Верно.
— И остались президентом АЛОФТа?
— Да. Я по-прежнему руковожу компанией. Хотя теперь у меня есть начальники.
Он изобразил улыбку, однако большинство присутствовавших в зале не нашли его ответ забавным, учитывая миллионы, полученные им от сделки.
— Значит, вы, как и прежде, непосредственно участвуете во всех текущих операциях компании?
— Да, сэр, участвую.
— Мистер Оппарицио, составил ли ваш личный доход от продажи АЛОФТа шестьдесят один миллион долларов, как сказано в репортаже «Уолл-стрит джорнал»?
— Нет, это они неправильно написали.
— Как так?
— Мне причитается такая сумма, но я не получил ее сразу.
— Вы получаете ее в рассрочку?
— Что-то в этом роде, но я не вижу, какое отношение все это имеет к тому, кто убил мистера Бондуранта, мистер Холлер. Зачем я здесь? Я никоим образом не… Ваша честь?
— Подождите минутку, мистер Оппарицио, — сказал судья, после чего, склонившись над столом, о чем-то поразмыслил. — Я объявляю утренний перерыв. Представителей сторон прошу собраться у меня в кабинете.