Хождение за водой было вот какое. В тридцати метрах от дома располагался колодец с ведром на цепи. Его (ведро) надлежало спустить в обледенелое отверстие колодца ниже уровня снега. Ирка очень боялась туда соскользнуть по ледяным краям… Хотя опасение было напрасным, ведро туда еле-еле проходило, а Ирка, хоть и была тогда весьма стройна, в отверстии скорее бы всего застряла.

А Томкой звали чёрного щеночка-лайку, его подарили нам школьники.

Главный механик строительно-монтажного управления Валентин Цветковский вставал очень рано, но строительно-монтажная жизнь в посёлке вообще никогда не гасла. Пока Валентин одевался и ел борщ, успевал три-четыре раза поговорить по телефону. Обедать прибегал домой, ел борщ, селёдку, потом засыпал на диване с папиросой во рту минут на двадцать. Вечером приходил как когда, чаще поздно, ел борщ, возился с детьми, если не спали, читал, сидел с бумагами или чертил, что-то придумывал…

Жена механика Лиля, когда они поженились, старалась наладить уют и кулинарное разнообразие, но Валентин, ковыряя затейливые блюда, тоскливо говорил:

— Ты что, не можешь борщ сварить?

В конце концов Лиле надоело. Она хлопнула ладонью по тарелке и произнесла угрозу:

— Чёрт с тобой, будет тебе борщ! И утром, и вечером… Круглосуточно будет. И уж тогда не плачь!

Прошёл год, два, больше, — Валентин не плакал.

Если летом случался дождь, Валентин раздевал детей, сам раздевался, и они выбегали на улицу. Люди, бегущие к своим домам, накрывшись пиджаками, видели, как главный механик босиком, в одних трусах бегом хлюпает по лужам, а за ним, брызги до небес поднимая, — Наташка, Катька и Сашка… Люди всё это видели и восхищались:

— Ну, папа Валя… Даёт!

Лиля, жена Валентина, служила у нас в школе лаборанткой. Цветковские пригласили нас в гости, и мы очень быстро и прочно сдружились.

Валентин был уверен, что мы с Иркой не должны жить в общежитии, а только в собственной квартире. Он взялся это устроить. Тут как раз собрался уезжать из посёлка начальник СМУ. В его двухкомнатную квартиру и вознамерился вселить нас Валентин. Возможности у него были немалые: всё-таки главный механик и член поселкового политбюро… Но претендентов тоже было много, и каждый имел своего покровителя.

Начальник СМУ, теперь уже бывший, уезжал ночным поездом, а днём Валентин вручил нам ордер, и к вечеру мы с помощью старшеклассников и отдельных коллег перенесли в квартиру свой скарб.

Суета и толчея были страшные, народу всякого бессчётно, водка и закуска со стола не сходили, а когда ближе к ночи наконец-то народ рассосался, обнаружилось, что, помимо нас с Иркой и начальника СМУ, за столом сидит неподвижно и безмолвно высокий дублёный старик, похожий более всего на лесоруба, но вовсе незнакомый.

На вопрос, ему с деликатностью заданный, что не пора ли, мол, покинуть хозяев, старик не шевельнулся и не поднял глаз, а просто сказал:

— Куда я пойду? Это моя квартира.

Изумлённые, мы схватились за ордер, там было всё в порядке, но наш ордер был выдан поссоветом, а у старика — на эту же квартиру оказался ордер леспромхоза. Не зря Валентин велел нам вселяться, пока не выехал прежний хозяин; он знал, что такие дуплеты в порядке вещей.

Старик ничего не хотел слушать, но он, по счастью, на нашем новоселье выпил достаточно водки и сильно устал. В конце концов поднялся, сказал, что приведёт сейчас лесорубов, и тогда посмотрим, кто кого… Он ушёл, мы заперли двери и окна, а бывший начальник СМУ спросил, есть ли у меня ружьё… Ружьё у меня было и были патроны, я сел, вооружённый, у окна с той стороны, в которую ушёл старик, а бывший хозяин квартиры простился и отправился к поезду. Ирина, измученная, уснула.

Я позволял себе потихоньку дремать, потому что знал, что тихо они не подойдут, а перед рассветом махнул рукой и тоже лёг. Так это всё, слава Богу, и завершилось.

Мы сделались владельцами квартиры.

Обретя отдельную квартиру и утратив тем самым центральное отопление учительского общежития, мы с приходом новой зимы внятно ощутили, как синяя рука леденящего холода медленно сжимает наши члены.

В квартире имелась, конечно, печка, но не было к ней дров. Я предварительно об том не волновался, поскольку знал (мне ещё в министерстве сказали), что учитель по закону бесплатно обеспечивается топливом — традиция, унаследованная от старой России. Когда же синяя рука ещё слегка к нам прикоснулась, я кинулся к директору.

— Положено, — он отвечал, — а где же я возьму дрова? И у меня ведь нету транспорта…

Поздним вечером, пока Ирина учительствовала в вечерней школе, или сам оттуда возвратясь, рыскал я по окрестностям, ища какие-либо деревяшки, а позже стал потихоньку красть поленья от детского сада, уповая на то, что детишек без дров всё равно не оставят.

К ночи промёрзшая печь отогревалась, мы ложились в постель, взвалив на себя всё, что не было стеклянным, оловянным и деревянным, а утром, отчаянным броском достигнув кухни, обнаруживал я в умывальнике лёд и тот же лёд в ведре, где с вечера была вода.