Вот такие дела. Видимо, будут сажать. Иначе вряд ли можно повернуть вспять. Чует моё сердце, не сносить нам головы. Мерзко. А я-то радовалась, что при Сталине была ещё слишком мала. Неужели всё это возможно? Так все и будут молчать? Как всегда. О, господи…

Дел никаких нет, только жду. Не сердись, когда я говорю: скорее!

18 ноября 1965 г.

Был снова в министерстве. Если придёт вызов, они сами оформят как распределение — на три года. Звоню в Ханты-Мансийск: шлите вызов! А там одна секретутка, все до 20-го в Тюмени на каком-то совещании. Она говорит: вызов выслать не могу, а вы пришлите копию трудовой и характеристику. Ладно. Сделал копию, иду в институт за характеристикой, а секретарши нет. Прихожу завтра, а у них пишмашинка не работает. Ладно. Взял текст, сказал: сам отпечатаю, подпишу и отошлю.

Дальше план такой.

Я еду. Занимаю жильё. Забиваю тебе работу. Осматриваюсь. Пишу тебе: подробно и разумно излагаю, что нужно взять, как экипироваться и пр.

Ты едешь, не выписываясь из Риги. Так лучше. Мало ли? Вон туда жел. дорогу тянут. Возьмут и скинут бронь! Пусть у нас хоть Рига будет в резерве. В крайнем случае после трёх лет туда поедем, и ты меня пропишешь.

Когда я объявил свой отъезд, больше всех огорчился Мих. Мих. Он говорит:

— Слава, вы делаете ошибку. Мы с вами расстанемся на три года!

Вот я и думаю: имею ли я право на разлуку с Мих. Мих. ради твоего и моего счастья?

О будущем съезде я слышал только то, что, якобы, пропесочат Хрущёва и реабилитируют Молотова.

29 ноября 1965 г.

Дела наши пока не очень хороши. Ответа всё нет. Я подумал, не прислали ли они ответ в министерство? Ходил ещё туда, узнавал — нет. Послал в Ханты-Мансийск телеграмму. Ответа нет. Звонил — линия повреждена.

Вчера был на дне рождения у сестры Иры. Ей — тридцать. Говорил с тётей Лидой. Она сказала:

— Уезжай немедленно. Как ты мог тогда вернуться?

6 декабря 1965 г.

Я не буду тебе описывать свою радость. Слов таких всё равно нет. Лучше послушай наш с мамой трезвый голос. Мы не на месяц и не на год туда едем. Едем жить довольно прочно. И надо всё учитывать.

Что меня интересует:

1. Посуда (самая необходимая).

2. Парфюмерия (это не шутка — такой мороз и отсутствие крема).

3. Валенки и вообще тёплые вещи.

4. Есть ли там лук и чеснок?

А книги? Самые необходимые — по специальности, не худ. литература.

Надо тебе выяснить, как там идёт багаж. Ведь до желеной дороги очень далеко (по моим подсчётам 500 км). Доставляют ли багаж от ж.д. до пункта назначения?

А как с разводом? Я потому, что там, в Ханты-Мансийском крае, нам могут не дать жить вместе. Но в любом случае жильё проси на семью.

Купи в Москве кофе растворимый, в Риге нету.

Если увидишь, что там совсем паршиво — жильё, мороз, условия и пр., — не паникуй и не бойся за меня. Я готова на всё. Ничто меня не пугает. Помни это.

О, господи! А прописка? Ты у жены бронироваться будешь? Перепропишись, иначе я тебя убью.

Позвони, негодяй!

С пропиской были вот какие обстоятельства. Когда я с воли воротился в семью (в мамин дом), ко мне, спустя какое-то время, явилась тёща (первая) с лукавым выражением лица. Она сказала радостную новость. Что, дескать, где-то в министерстве (или в партийных органах?) вспомнили её покойного мужа и за его великие заслуги в прошлом сочли необходимым дать вдове и дочке приличную квартиру заместо комнаты на Маросейке. Всё это, дескать, хорошо, но им дадут лишь двухкомнатную квартиру, а если я к ним пропишусь, то будет — трёхкомнатная и чуть ли не в сталинском доме!

И ничего не надо хлопотать, и ходить никуда не надо, она берёт мой паспорт и всё производит сама…

Про себя я точно знал, что со временем всё же уйду, но — чёрт меня возьми! — пускай Наташке с матерью останется хорошая квартира!

И заглотнул крючок. И новую прописку получил.

А что касается квартиры, то с этого момента о ней никто уже не вспоминал.

Теперь же, собираясь уезжать, с разводом я не торопился. Когда, со временем, моё отсутствие войдёт в привычку, развод для всех будет уже гораздо легче… Так думал я.