Вечером я рассказал дяде Володе:

— Нет, ты подумай: двадцать семь лет на одном месте!

А дядя Володя, о, ужас:

— Ну и что? По своей лености да глупости!

Потом, уже в большой котельной, я узнал иного человека. Он был бригадиром слесарей, обслуживающих котельную. А может быть, он и не был бригадиром, но на него все смотрели снизу вверх.

Он был, конечно, высок, сухощав. И комбинезон его всегда отличался чистотой и как бы выглаженностью. Голова седая, лицо молодое, а глаза прямо лили на тебя ум и свет. И ещё он был изобретатель. Или рационализатор. Время от времени он предлагал начальству что-нибудь устроить, как лучше. При этом приносил чертёж. Его коллеги-слесаря опасливо оглядывали безукоризненные линии на безукоризненной бумаге, не решаясь к ней даже притронуться, и только изумлённо спрашивали:

— Ты что, и сам чертил?

А он спокойно отвечал:

— Конечно, сам.

Вообще он, этот слесарь, как будто бы явился из кино. И теперь-то я уже точно знал, как выглядит легендарный рабочий класс. А дальше вот что было.

Был канун политического праздника, слесаря курили на лавке позади котлов, и кто-то его спросил, пойдёт ли он завтра на демонстрацию. И вот, представьте, мой герой ответил:

— Зачем? Посмотреть на эти сытые ряшки в бобровых шапках?

Я это видел и слышал, и чуть не заплакал. Нет, подумал я, действительно, пора вводить обязательное среднее образование… Если даже этот человек на поверку оказался таким тёмным!

И ещё. Чтоб покончить с пролетариатом.

Герберт Уэллс, желая покончить с марксизмом, привёл в своей «России во мгле» такую, к примеру, ситуацию.

Вот, дескать, заводской мастер купил билет на поезд и едет. А поезд ведёт машинист. А мастер едет туда, где строительная фирма по заказу мастера строит дом для него… Вот тут и разберитесь, говорит Уэллс, кто здесь кто… Кто пролетарий, а кто буржуазия?

Остроумно замечено, хрен разберёшь… Только великий фантаст не учёл одного (да и не мог он учесть, это нам легко судить с высоты пролетевших эпох), а именно, он не учёл того, что большевики никогда не шли за теорией, а подкладывали её уже потом, постфактум, под себя: ибо материя первична.

Да какой же там, к чёрту, мастер завода в Советском Союзе мог строительной фирме (?!) заказать строительство собственного дома? Ни фирмы, ни мастера такого, ни даже (или тем более) инженера в природе не бывало. Ибо законы природы для нас были сделаны совершенно иными.

К апрелю пятьдесят шестого закончил я свой отопительный сезон и стал готовиться к поступлению в пединститут, где дорогой мой друг Юра Коваль заканчивал первый курс. А между тем отдельно от меня и людей, меня окружавших, происходили иные события, которые до нас как будто вовсе не касались.

И случилась беда, о которой мы, конечно, думали, что это счастье: в родном Казахстане, на засеянных целинных и залежных землях стал созревать невообразимый урожай пшеницы. Это было похоже на волшебный горшок каши: сначала счастье, а он всё варит и варит… Куда же всё это девать?

Но тут явился Брежнев и чуть не спас всех. Он, будучи секретарём ЦК Казахстана, внёс предложение в Большой ЦК «о выделении из Вооружённых Сил СССР для работы в народном (сельском) хозяйстве 75000 автомашин, 150000 шофёров и 300000 солдат».

Георгий Константинович взъярился.

Да как же отклонить, когда на дворе июнь и зреет пшеница, и взглядом её не обшаришь, а там — ни рабсилы, ни даже рабтехники! Ну кто же думал, что она, проклятая, так уродится? Нет, грандиозные задачи, как водится, ставили. Но кто бы мог предположить, что безмозглая эта природа — сама — вдруг решит сумасшедшие наши задачи?! И что противно, ведь урожай, он ждать не будет. Это всё — с одной стороны. А тут с другой…

Министр иностранных дел Израиля Голда Меерсон сказала вслух нашему в Израиле послу, а он секретно передал в Москву, что: