Несколько членов труппы сообща арендовали большой дом в Пимлико. Менеджер, мистер Иниго Пассмор, пожилой джентльмен, который в свое время был звездой, сейчас предпочитал только характерные роли. Его жена тоже когда-то была актрисой, но теперь редко появлялась на сцене, предпочитая актерской профессии почетное и влиятельное положение хозяйки дома. Она занималась также гардеробом, театральным реквизитом и, когда возникала необходимость, музыкальным оформлением. Они с мужем занимали первый этаж дома и, таким образом, владели и садом.

Комнаты Джошуа Филдинга располагались по фасаду второго этажа, апартаменты молодой, но многообещающей актрисы Клио Форбер – с обратной стороны. На третьем этаже жили Тамар Маколи и ее ребенок.

– Я не знала, что у нее есть дети, – удивилась Шарлотта, когда по дороге с Кейтер-стрит в Пимлико ей об этом рассказала Кэролайн. – Я не знала, что она замужем. Ее супруг тоже подвизается на сцене?

– Не будь простушкой, – резко ответила Кэролайн, глядя прямо перед собой.

– Извини! О, – и Шарлотта смутилась. – Ты хочешь сказать, что она не замужем? Сожалею, что не поняла раньше.

– Наверное, будет тактичней не упоминать об этом в разговоре с ней, – сухо ответила Кэролайн.

– Разумеется. А кто там еще живет?

– Не знаю. В мансарде пара каких-то инженю.

– Пара кого?

– Очень юных актрис, которые играют роли невинных девушек.

– Понимаю.

Больше они не обменялись ни словом, пока не доехали до Клавертон-стрит и Пимлико и не вышли из экипажа.

Дверь открыла девушка лет шестнадцати, хорошенькая и более модно и ярко одетая, чем полагается горничной, чья униформа обычно сводится к темному платью, белому чепчику и фартуку. На ней было довольно изящное розовое платьице, а у передничка был такой вид, словно его только что купили. Густые темные волосы были неприкрыты.

– О, доброе утро, миссис Эллисон, – сказала она приветливо, – наверное, вы хотите повидать мистера Филдинга? Или мисс Маколи? Мне кажется, они оба у себя. – И широко распахнула дверь, чтобы дамы могли войти.

– Спасибо, Миранда, – ответила Кэролайн, поднимаясь по ступенькам в холл. Шарлотта следовала за матерью, очень удивляясь фамильярности, с которой девушка приветствовала Кэролайн. – А это моя дочь, Шарлотта Питт, – представила ее Кэролайн.

– Миранда Пассмор. Мой отец, мистер Пассмор, – менеджер труппы.

– Здравствуйте, Миранда, – ответила Шарлотта, поспешно собираясь с мыслями и надеясь, что именно это она и должна была сказать человеку, занимающему столь необыкновенное положение в доме. Ей никогда еще не приходилось видеть горничную, которая чисто случайно является дочерью театрального управляющего.

Миранда широко улыбнулась. Возможно, ей доводилось попадать и прежде в подобное положение.

– Здравствуйте, миссис Питт. Пожалуйста, входите и поднимайтесь по лестнице. А там постучитесь в дверь.

Кэролайн и Шарлотта прошли через холл, в котором, если бы представилась возможность, Шарлотта задержалась на несколько минут. Как та комната в театре, эта была густо завешана старыми афишами с замечательными именами, которые сразу заставляли вспомнить подмостки, звенящие голоса, дрожь страсти и напряжение драмы: Джордж Конквест, Бирбом Три, Эллен Терри, миссис Патрик Кэмпбелл, а также потрясающая величественная фигура сэра Генри Ирвинга в роли Гамлета. Другая афиша запечатлела Сару Бернар в величественной и трагичной позе. Здесь были изображены и другие актеры. Разглядеть на ходу, кто это, Шарлотта не смогла.

На первой лестничной площадке висели другие афиши – на этот раз опер Гилберта и Салливана – «Иоланта», «Пейшенс» и «Йомены гвардии».

Кэролайн интереса не проявляла, и дело было не только в том, что она их уже видела; просто она целиком сосредоточилась на исполнении своей миссии, и драмы, которые разыгрываются на сцене, сейчас не могли состязаться по важности с житейской драмой. Она лишь на мгновение задержалась на площадке первого этажа, а потом стала подниматься наверх. На второй лестничной площадке висела только одна большая афиша, на которой снова было запечатлено подвижное и чуткое лицо Бернар.

Кэролайн постучала в дверь, и через несколько секунд ей открыла сама Тамар Маколи. В резком утреннем свете Шарлотта ожидала увидеть ее совсем другой, без грима и неодетой, так как до спектакля было еще далеко. Однако та выглядела как в прошлый раз. Волосы черные, как вороново крыло, совершенно без проблеска каштановости, который встречается у самых темноволосых англичанок. Глаза, блестевшие от предвкушения чего-то забавного, хотя и способного причинить боль. Одета она была очень просто, но вместо того, чтобы приглушить драматизм ее внешности, платье, напротив, подчеркивало его.