– Ну, хорошо! – сказала я решительно. – Хотите, мы обучим Алика набирать текст на компьютере? Хотя, повторяю, для нас это будет тяжелой обузой…

– Не знаю… – повторил он. – Не уверен, что это целесообразно.

– Целесообразно!? – крикнула я. – Це-лесо – образно!! Нет, мне это нравится! А "Бюллетень " ваш целесообразен? Лу преданно ухаживал за ней! Яков Моисеевич, вы – умный интеллигентный человек, вас обучали русские офицеры..!

– Дитя мое, – сказал он, – не тратьте пороху.

И мы опять замолчали…

– Давайте-ка я лучше дорасскажу вам, как убили Джан Цзо-Линя! – проговорил Яков Моисеевич с неожиданным воодушевлением, но и некоторой просьбой в голосе. – Вам интересно?

– Валяйте, – вздохнув, сказала я.

Он, видите ли, в Пекине связался с американцами, и япошки этого ему не простили. У него главный враг был, генерал У Пей-Фу тот сколотил большую армию. Почему-то называли его христианским генералом, и действительно, он крестил своих солдат весьма оригинальным способом: полива-т из шланга… Да, так вот, японцы уговорили Джан Цзо-Линя возвратиться в Манчжурию. Но американцы предупредили его об опасности взрыва поезда и тот – он был человек бесстрашный – пошел и напрямик спросил: что, мол, убить меня хотите? Тогда майор разведки, японец, сказал: – я буду с тобой в одном купе до конца, до самого Мукдена. И вот когда поезд уже подходил к Мукдену, уже сбавил пары, а я в этот момент покупал с лотка лепешки шао-бин… японец и говорит Джан Цзо-Линю: видишь, ничего не случилось, ты целехонек… а я пойду в свое купе, там у меня остались фуражка и шашка… Выскочил из поезда и… взрыв потряс весь город. И я все это видел… лепешки выронил… помню, лежат лепешки в пыли, а я плачу, собираю их и боюсь, что родители заругают…

– Какой это год? – спросила я.

– Двадцать седьмой… А вскоре мы переехали в Харбин, меня записали в Первое коммерческое училище… Там давали прекрасное образование…

– Русские офицеры?

– Напрасно иронизируете, это все были высокообразованные люди… Русские мальчики учили закон Божий. Евреи изучали Ветхий Завет, иврит… Вообще, очень активная была еврейская жизнь… Знаете, много было кантонистов, они с волной беженцев прибыли из Сибири. Люди бывалые, грубые, с зычными голосами. Помню, на Симхас-Тойре, – это когда Тойру должны обносить вокруг "бима" – поручили нести свиток одному старому кантонисту – большая честь, между прочим. И кто-то спрашивает его – не тяжело, мол, будет? Так он обиделся, кричит: "Я на своей спине пушки таскал! – что я – это говно не подниму?" Грубый народ, грубый народ… Ругаться все умели незаурядно, восхитительно!.. Помнится, уже здесь, во время Синайской кампании, сидим как-то мы с Морисом в палатке и – не помню о чем ведем беседу… Вдруг, на полуслове, заглядывает незнакомое лицо, спрашивает: – ребята, вы, случайно не из Китая? Да, кричим, из Китая, откуда ты узнал? Как, говорит, откуда – такую ругань только на углу Китайской и Биржевой можно слышать! – Яков Моисеевич улыбнулся сконфуженно: – И, знаете, да: на углу Китайской и Биржевой была стоянка извозчиков.

– Я смотрю – вы наш человек, Яков Моисеевич. А я-то боялась, что Витя смутил ЦЕНТР своей несдержанностью…

– Ваш Витя – сморчок и тля противу нашей крепости! – сказал он высокомерно.

Я поднялась из-за стола и поцеловала его в румяный мешочек щеки. Впрочем, в желтом свете фонаря лицо старика тоже приобрело желтоватый оттенок. Хотя бы этим он напоминал сейчас китайца.

– Мне пора, Яков Моисеевич. Спасибо за штрудл, за булочки… Я нисколько не жалею о том, что встретилась с вами, хотя, по логике событий, мы ведь сейчас расстаемся навеки с вашими китайскими гульденами?

– Не говорите так! – взволнованно воскликнул старик. – Мы все взвесим, Морис изучит проект и смету.

– К чертям вашего Мориса.

– Я уверен, что мы найдем выход из создавшейся ситуации! Мы ведь искренне хотим поставить дело на новые рельсы!

– И пустить по этим рельсам конно-железку.

Он понурил голову.

– Придумайте что-нибудь! – умоляюще проговорил он. – Алик должен клеить газету. Он болен, он инвалид детства. Он добрый, хороший мальчик… Придумайте что-нибудь! Человек в таком победительном красном плаще должен знать выход из всех тупиков…

Прошла еще неделя, китайцы отмалчивались. Я советовала Вите забыть этот незначительный эпизод нашего цветущего бизнеса. Он же уверял, что все впереди, что китайцы раскрутятся, что на базе "Бюллетеня" мы еще создадим международный журнал и даже распределил рубрики.

Я рассказываю все это только для того, чтобы вы поняли – с кем я имею дело.

Основным нашим заказом оставалась газетка муниципалитета.

…Сейчас уже можно написать: светлой памяти газетка.

Витя, тут ничего не скажешь – страшный идиот. Как упомянуто мною выше – он очень образованный человек, просто – ходячий справочник. Но двигательный аппарат с мыслительным у Вити связаны опосредованно. Отсюда – вечная путаница во всем, за что бы он ни взялся. Кажется, это называется "дислексия", вещь вполне объяснимая с точки зрения медицины, но мне-то от этого не легче. А поскольку живем мы в разных городах и общаемся, в основном, по телефону и через компьютер, мне следить за каждым Витиным шагом накладно.

Передавая газетный материал и посылая к нему фотографии, мне приходилось писать прямо в тексте – в скобках, конечно, – пояснительные приписочки с шеренгой восклицательных знаков. В выражениях я не стеснялась, тем более, что только так можно было привлечь внимание рассеянного Вити. Предполагалось, что приписочки Витя в своем компьютере сотрет, чтобы, не дай Бог, они не попали на газетную полосу. Он и стирал. Всегда. Ведь он не был клиническим идиотом. Хотя, конечно, мне следовало понимать, что сколько веревочке не виться…