– Прости, боярин, – испуганно сказал мужик. – Не со зла я, а так, сдуру ляпнул! Вели пороть, не вели гнать!

– Не серчай, Лександр Яковлич. Прикажу – выпорют дурака. Только гнать не вели, пригодится. Плотник-то уж больно добрый! – заступился Брягин.

– Добрый, говоришь… – задумчиво сказал Котов, обводя взглядом караульную площадку, и еще раз осмотрел резные перила: – Он балясины-то делал?

– Он самый, – подтвердил Брягин, повеселев. Знал, что воевода дельных людей привечает и может простить им то, чего не простил бы другим.

– Хорошо сделал, – задумчиво изрек воевода. – Ладно, хрен с ним. Эй, церепанин, – задрав голову вверх, крикнул Котов. – За непочтительность отработаешь. Бесплатно! Придешь ко мне во двор, спросишь Якова и скажешь, что воевода приказал тебе новые балясины на крыльце ставить. Понял?

– Понял, как не понять, – вздохнул плотник. В общем-то, был не совсем дурак и понимал, что дешево отделался.

– Плохо сделаешь, шкуру спущу! – пригрозил воевода и, немного подумав, изрек: – Баско – награжу!

– Нице, боярин, – сразу же повеселел плотник. – Луцце меня во всем Пошехонье и Белозерье плотника не найдешь!

– А чего, дома для плотника работы нет? – заинтересовался боярин. – Слышал, что на Череповеси что-то строят – не то крепость, не то еще что-то.

– Да работы-то прорва, токмо мне такая работа не по нутру, – грустно сказал плотник. – На Цереповеси, на самой горке, пан Казимир усадьбу ставит, с башнями да стенами, ровно острог.

– Это где Воскресенский монастырь стоит? – нахмурился воевода, хаживавший по Шексне в Белое озеро и помнивший маленький монастырь. Обитель, как он слышал, поляки сжигали раза два, но оставшиеся в живых иноки снова отстраивали и церкви, и кельи.

– Так монастырь-то опять сожгли, – сказал плотник, спускаясь вниз. Поклонившись, «церепанин» печально сообщил: – Пан Казимир приказал все келии сжечь, старых монахов выгнать, а молодых, кто не разбежался, холопами сделал. И Федосьево своей вотчиной объявил, и другие села, цто раньше монастырю принадлежали. Поперву хотел усадьбу из камня делать, да где же у нас столько камня-то добыть? Велел бревна возить. Плотников приказал согнать. Ну, мне тошно стало, да услыхал, цто в Рыбной слободе плотники нужны, сюда и подался.

– С семьей приехал? – поинтересовался воевода.

Если с семьей – это хорошо! Плотник, хоть и болтун, но мастер добрый. Если с семьей – осядет!

– Не, баба с детишками дома осталась, – сообщил мужик. – Заработаю серебришка, обратно вернусь. Негоже родину-то покидать. Хватит прадеда, цто из Новогорода ушел, хоть и не по своей воле. Я на Цереповеси родился, там и жить буду. Токма не хоцу на панов работать! Дождуся, пока пана Казимира кто-нить сковырнет, вот тогда и монастырь ставить будем.

– А че ты так о монастыре-то горюешь? Не мних, чай.

– Так сельце-то наше, Федосьево, в цесть устроителя монастыря названо – Феодосия. Он со товарищем своим, Афанасием, от самого святого Сергия Радонежского пришел и обитель на Шехони поставил. А теперь там польский выб…док свою усадьбу ладит.

– Везде ляхи! – зло проговорил воевода, стукнув кулаком по перилам так, что рука онемела.

Мало того, что ходят по нашей земле, так еще и усадьбы свои ставят! Как тут и быть? Настроение воеводы испортилось. Собственно, он и башню-то из-за ляхов поехал смотреть. Три дня назад в слободу нагрянули человек сорок, конных, при оружии. Поначалу стража захлопнула ворота перед их носом, а Костромитинов, прихватив с собой десяток стрельцов (из тех, кого он регулярно «наставлял»), пошел выяснять – что тут и как! Леонтий Силыч рассчитывал, что ляхи начнут показывать гонор – ругаться, стучать в двери рукоятками сабель. Было бы совсем хорошо, если бы кто-нибудь из них стрельнул… Эх, с каким бы удовольствием он скомандовал – «Пли!»

Но эти оказались вежественны – не ругались и не кричали, а сообщили, что являются они послами круля Сигизмунда к воеводе Рыбинского города.

Котову вроде бы лестно, что слободу назвали городом, а его городским воеводой. И особо лестно, что приехали послы от самого короля. Вот только кое-что изрядно смущало. Приглашали в цари Владислава, а государем Всея Руси Сигизмунд себя объявил. Слышал, что королевич поднял мятеж, но был нонешней зимой разбит. Зная гонористых поляков, можно предвидеть, что Владислав опять выступит против отца.

Нужен государь, что ни говори, вздохнул про себя воевода. А бояре друг дружку в цари не пустят – перегрызутся за власть. Каждый сам в цари хочет пролезть! А Владислав, он вроде бы и посторонний, но, ежели православие примет да на русской боярышне женится, так своим и будет. В летописях, что Николка натащил, говорится, что варяги на Русь владеть приходили. Ну и что? А в Европах не так, что ли? Сигизмунд, что в Польше сидит – он вообще швед. Французский Генрих, которого убили, тоже не француз был, а наварец (это хоть что за нация-то?), Англией нынче правит шотландец. Как ни крути, но придется ему чью-то сторону выбирать. То ли старого короля, у которого сила и власть, то ли молодого королевича, за которым вроде бы правда. Если у короля сила, то на хрена, скажи, пожалуйста, он шлет послов к какому-то воеводишке? Ежели мнит Сигизмунд себя русским царем, а русских – своими подданными, так послов слать – только престиж ронять. Надо бы просто прислать гонца, чтобы тот волю царя-короля объявил – ну, Котов, мигом к королю! Положим, Александр Яковлевич этого гонца бы с лестницы спустил. А может, и не спустил бы, а поехал пред светлые очи королевские… Мать их за ногу, бояре! Как же неразбериха-то надоела. Уж брал бы кто-нибудь власть. Один худой царь лучше, чем два хороших! Но опять-таки, идти под католика – так лучше в петлю! Хошь не хошь, а завтра надо ляхов принимать, за стол сажать. Ох, как не хотелось! Он не государь, который мог послов иноземных по целому году держать в ожидании приема. Иноземных?! Речь Посполитая уже вроде и не иноземная стала, а своя! Хозяйка наша, получается…