Будников прочел в Центральном лектории Всесоюзного общества по распространению политических и научных знаний публичную лекцию, стенограмма которой по принятому порядку поступила в издательство «Знание», чтобы там из нее сделали брошюру.

Текст лекции оказался очень трудным для популяризации, а потому долго лежал без движения. Наконец нашли химика, который взялся привести стенофамму в «божеский» вид. Довольно долго он работал, а когда принес ее, то оказалось, что популярнее текст так и не стал. Тогда нашли какого-то журналиста. Тот все переписал по-своему и такой «опопуляризированный» вариант послали автору на подпись.

Будников пришел в ярость. Он написал президенту Академии наук СССР С.И.Вавилову, который был и председателем Правления того самого Всесоюзного общества по распространению.., что его лекцию уже много месяцев мурыжат; к тому же то, что, наконец, сделали из нее, он расценивает как издевательство над ученым.

На ковер к Вавилову было вызвано все руководство издательства «Знание». Возмущенный Вавилов пригрозил принять самые строгие меры, если в кратчайший срок брошюра Будникова не будет качественно подготовлена к печати.

И вот тут появился в издательстве я. В отчаянии там решили поставить на пришедшую к ним «темную лошадку» — а вдруг сделает?

Принесенный мною текст показался им приемлемым, и они рискнули отправить его Будникову. Уже через пару дней академик прислал рукопись обратно, сопроводив ее... восторженным отзывом (видно, тоже сильно измучился от ожиданий) и благодарностью в адрес того, кто «так прекрасно и профессионально выполнил редактирование». Это и решило мою участь.

С Будниковым Петром Петровичем(1885-1968), членом- корреспондентом Академии наук СССР, действительным членом Академии наук УССР, Героем Социалистического Труда, лауреатом трех Государственных премий, я познакомился много лет спустя, когда уже работал в журнале «Наука и жизнь». И теперь, когда бываю на Новодевичьем, обязательно иду поклониться человеку, невольно сыгравшему такую роль в моей жизни.

(7-6-10)

3 июня 1973 года на авиасалоне Ле Бурже (Париж) случилась трагедия — при выполнении демонстрационного полета разбился первый в мире сверхзвуковой пассажирский самолет Ту-144. Погиб весь его экипаж:

командир корабля Козлов Михаил Васильевич(1928- 1973), инженер, полковник, заслуженный летчик-испытатель СССР, Герой Советского Союза, начальник летной службы ОКБ А.Н.Туполева,

второй пилот Молчанов Валерий Михайлович(1939- 1973), летчик-испытатель, штурман Баженов Георгий Николаевич(1924-1973),

бортинженер Дралин Анатолий Николаевич(1925-1973),

Бендеров Владимир Николаевич(1924-1973), генерал- майор инженерно-авиационной службы, заместитель главного конструктора ОКБ А.Н.Туполева,

Первухин Борис Александрович(1933-1973), ведущий инженер ОКБ А.Н.Туполева.

На постаменте памятника погибшим стоит мраморная книга. Видно, что несколько ее страниц прочитано, остальные даже не успели разрезать — символ рано оборвавшейся жизни. И надпись:«HOMMAGE AUX PILOTES SOVIETIQUES. Sylvie Romanet» — «В память советским пилотам. Сильвия Романэ».

Этот знак глубокой скорби передала дочь мэра города Гуссенвилль (здесь разбился самолет), когда останки погибших отправляли на родину, и попросила поставить его на их могиле.

(7-6-13)

В конце 1967 года всемирно известный физик-теоретик академик Игорь Евгеньевич Тамм(1895-1971) начал испытывать серьезные трудности с дыханием. Подкралась страшная, неизлечимая болезнь: перерождение нерва, управляющего дыханием. И единственным выходом стала операция, после которой Игорь Евгеньевич до конца дней своих неизбежно становился узником респираторной машины. Теперь только она могла подавать в его легкие воздух.

Поначалу эту роль выполняла машина клиники, где Тамм находился после операции. Но так, конечно, долго продолжаться не могло. Нужно было приобретать машину для дома. Но у нас эту сложную технику не производили.

К счастью, у Тамма еще оставались в Швеции деньги от его Нобелевской премии, и это дало возможность купить нужную машину.

Ее установили у кровати больного. А чтобы Игорь Евгеньевич, полный еще творческой энергии, но обреченный на неподвижность, мог хотя бы несколько часов в день работать, в мастерских его родного Физического института АН СССР сделали миниатюрную машину, которая поместилась на письменном столе, и на которую его переключали, когда он вставал с кровати.