На войне как на войне. Она всегда оставляет после себя жертвы и разруху. Лет двадцать назад даже в страшном сне я, как и множество военных моего поколения, не мог представить, что придется воевать на родной земле, да еще со своими же соотечественниками. И тот факт, что меня и других военных вынудили это сделать бандиты, — весьма слабое утешение. Но иначе мы поступить не могли. Жизнь заставила.

Однако безусловный положительный момент «чеченской эпопеи» — то, что армия здесь не только сражалась. Она многое восстанавливала и строила. Если возрождение Чечни в чем-то и обозначилось, то прежде всего в появлении капитальных военных городков. Сегодня они фактически стали форпостами стабильности на этой не знающей покоя земле. Возвели городки в труднейших условиях военные строители, а эксплуатируют их, обеспечивают жизнеспособность новостроек нередко подвергающие себя риску работники квартирно-эксплуатационных частей (КЭЧ). И те и другие очень многое сделали для обустройства войск и местного чеченского населения. Думается, о военнослужащих и гражданском персонале строительно-квартирного комплекса стоит рассказать особо. Тема заслуживает того. Тем более что в СМИ и в целом в обществе об этом мало говорили, мало знают. А жаль. Военные строители за свой каторжный труд заслуживают слова благодарности.

Как и любого другого офицера, жизнь меня часто сводила с квартирными службами и военными строителями. Нередкие переезды из гарнизона в гарнизон, с последующими заселениями в общежития, коммуналки и (о счастье!) в изолированную квартиру, подразумевали получение и сдачу ордеров, каких-то справок и многое другое. Все это отнюдь не способствовало горячей любви к работникам квартирно-эксплутационной части или, как их называют в войсках, — «кэчманам». Тем более что жилье большей частью нуждалось в ремонте. Одно спасение, что заселяли в него быстро. Если же после смены места службы мне говорили, что жить пока негде, то обещали, что сейчас военные строители возводят дом и через несколько месяцев квартира будет готова. Обычно так и случалось, но мы, бесквартирные, ворчали и сердились, что придется где-нибудь снимать угол.

И все же то, что моему поколению лейтенантов или капитанов тогда не нравилось, сейчас нынешней молодой офицерской когорте кажется неосуществимой мечтой. Выпускники военных университетов и институтов успевают стать майорами, а то и полковниками, когда получают свою первую квартиру. Поэтому в нынешние времена, если есть такая возможность, я стараюсь разделить с офицерами эту радость получения жилья — сам вручаю ордера. Вот только праздники такие случаются куда реже, чем хотелось бы. Основные силы, средства, техника нашего строительно-квартирного комплекса брошены в Чечню. И не зазря. Там уже поднялись военные городки в станице Калиновской, в Ханкале, Борзое, Шали. В этих населенных пунктах теперь есть настоящие гарнизоны — своего рода военные базы — с казармами, столовыми, медпунктами, складами, школами, магазинами.

Прежде, еще до первой чеченской кампании, то есть в советское время, несколько городков располагалось в Грозном. Под селением Шали квартировали танкисты, а в Ханкале размещались авиаторы. Ханкалу особенно чтят в нашей семье. Ведь здесь моя мать-казачка познакомилась с моим отцом, бывшим в ту пору военным летчиком. Так что в определенном смысле мои корни — именно в Ханкале. Много воды с тех пор утекло…

Уже после первого освобождения Грозного (зимой 1995-го) районы, где располагались военные городки, лежали в развалинах. Встал вопрос: стоит ли их восстанавливать? Ответ должны были дать военные проектировщики и архитекторы.

Еще не отгремели выстрелы, когда в Грозный прилетели начальник 711-го военпроекта полковник Салав Зайналабидов и главный инженер полковник Владимир Ткаченко с несколькими изыскателями. Прежде они бывали здесь не раз, по их проектам в столице республики было возведено несколько десятков зданий, они украшали Грозный. Теперь же, чтобы добраться в центр города из полуразрушенного аэропорта Северный, им пришлось взобраться на броню.

Взорам проектировщиков открылась страшная картина. Война не пощадила ни одного здания, спроектированного ими и по их чертежам построенного военными строителями. Одни из них еще дымились, другие (с вмятинами и проломами, а то и со снесенными несколькими этажами) казались безжизненными… В каждом из них могли затаиться боевики. Но медлить было нельзя. И, рискуя попасть под обстрел или подорваться на растяжке, проектировщики провели тщательное обследование развалин. Приговор вынесли неутешительный — руины восстановлению не подлежат. Надо возводить городки на новом месте.

В ходе второй контртеррористической операции вопрос о восстановлении городков в центральных районах Грозного даже не ставился. Во время повторных боевых действий было окончательно уничтожено все, что можно было хоть в какой-то мере возродить.

Но это было позже. А в первую чеченскую кампанию проектировщики полковника Зайналабидова подготовили проектно-сметную документацию на три городка: один — на пустыре в районе аэропорта Северный, второй — в Ханкале и третий — под селением Шали. Два из них (в районе аэропорта Северный и в Ханкале) удалось почти полностью построить. Начались работы и на третьем — под Шали. Но в конце 1996-го поступил приказ вывести войска. Работы пришлось прекратить.

К зодчим, вообще ко всем строителям, у меня отношение особое. Я уже говорил в первой книге о том, что в юности хотел стать архитектором. Более того, после окончания школы даже поступил на архитектурный факультет Московского института инженеров землеустройства. И если бы не ушел в армию и не поступил в военное училище, сегодня был бы зодчим. А учитывая династическую привязанность к Вооруженным силам, по всей вероятности, выбрал бы профессию военного зодчего.

Но жизнь сложилась по-другому, а любовь к архитектуре осталась, как и любовь к городу моего детства — Грозному. Что, кстати, неудивительно — в не столь далеком прошлом он с полным на то основанием считался одним из красивейших на юге России.