Власти ГДР обвинили в подготовке волнений Запад: «Мероприятия… по улучшению положения народа были отмечены фашистскими и другими реакционными вылазками в Западном Берлине, провокациями и тяжелыми нарушениями порядка в демократическом (советском) секторе Берлина». Пропаганда и так представляла Западный Берлин как гнездо подрывных элементов, а после восстания стала использовать этот штамп еще активнее.

Есть сведения, что накануне событий численность американских и британских войск в ФРГ выросла на 12 000 человек. А с их началом к границам ГДР двинулись танки.

Другие свидетельства говорят, что восстание застигло Запад врасплох. Сперва там решили, что это провокация с целью овладеть всем Берлином. И стали готовиться. Когда же характер волнений стал очевиден, для выяснения обстановки прибыл директор ЦРУ Аллен Даллес. Жители западной зоны сочувствовали восставшим. Но не имели сильных лидеров: бургомистр был в Вене, глава СДПГ в Италии, а глава ХДС — в Бонне. Канцлер ФРГ Конрад Аденауэр прибыл только 19 июня — почтить память погибших. Пресса ФРГ резко критиковала его пассивность.

Эти события стали важной вехой в истории «берлинского вопроса». Разница в уровне жизни в пользу Западного Берлина и ФРГ крайне привлекала граждан ГДР. Начиная с 1953 года число беглецов на Запад неуклонно росло.

Условная граница между ФРГ и ГДР повторяла «секторальную линию» 1945 года. Там не было колючей проволоки и распаханных полос. Чтобы пройти через КПП из одной страны в другую, из Западной части Берлина на Восток, особых разрешений не требовалось. Город имел общую транспортную и коммунальную систему. Немцы с Востока работали на Западе, и наоборот.

Это стало проблемой для ГДР. Уровень жизни там был ниже. Но ниже были и цены на товары вполне приличного качества. И жители ФРГ и Западного Берлина покупали их дешевле, чем такие же дома. А страна несла убытки. Считалось, что до 15 млрд марок в год.

Отток населения стал второй по остроте темой. Жизнь в ФРГ была дороже, но и уровень ее выше. А кроме того, никто не требовал лояльности к власти и СССР, не было собраний актива и слежки спецслужб, политических и культурных запретов. Короче, жить было лучше и веселее.

Отъезд бывших бизнесменов и несогласных не огорчал власти ГДР. Но они все чаще теряли рабочих и выпускников вузов. Порой в год — до трети получивших диплом. И как бы ни призывали их остаться, как бы ни пугали «ужасами мира чистогана», сколько бы ни винили Запад в «покупке людей» — люди ехали туда, где хотели жить.

По данным советской и восточно-германской пропаганды, со дня основания ГДР по 1961 год через Западный Берлин страну покинули 1,6 миллиона человек. Эти данные не обязательно занижены. Впрочем, Тэд Соренсен приводит другие цифры — от 3,5 миллиона.

Что было лучшим примером, чем отъезд коллег и родных? Что вызывало большее раздражение властей, чем «язва в сердце ГДР»? Что ярче говорило о том, кто лидирует в споре систем?

В Западном Берлине царил «чуждый образ жизни», действовали те же законы и партии, что в ФРГ. Бундестаг там не избирали, но экономически и культурно Западный Берлин был частью Запада, и там живо обсуждали вопрос о вхождении в Федеративную Республику.

Это нравилось западным союзникам, но, следуя Потсдамским соглашениям, они на эту тему не высказывались. Зато, зная стратегическую роль Берлина, были готовы отстаивать его при попытках включения в зону влияния СССР. И тон здесь, понятно, задавали США.

Летом Джек поручил экономистам и военным подготовить предложения на случай, если ситуация вокруг Берлина осложнится. Макджордж Банди направил в Госдеп и ЦРУ меморандум, где представил соображения по работе в ГДР и Восточной Европе.

3 июля 1961 года американские войска в Берлине получили приказ о готовности к чрезвычайной ситуации. «Выполнить любую задачу» был готов и Бундесвер [176] .

Белый дом тревожило желание Кремля заключить мирный договор с ГДР. Ознакомившись с полученной в Вене запиской по Берлину, обсудив ее со странами НАТО, Джон решил ответить твердо. Он знал: речь идет о его личном престиже и о проблеме мирового уровня. Поэтому и ответ, переданный СССР, и выступление президента 19 июля были выдержаны в жестких тонах.

Джон заявил, что СССР, «толкуя о мире, грозит его нарушить» и, будучи одним из «союзников по Второй Мировой войне, хочет… нарушить права трех других». Что Москва «желает… порабощения западных берлинцев режимом, который не признает самоопределения».

Но если мир, установленный в Европе, Германии и Берлине «будет в одностороннем порядке нарушен Советским Союзом, тяжелая ответственность перед… историей ляжет на его вождей».

Советы напрасно озабочены свободой берлинцев. Они свободны. Выбирают свои государственные органы и лидеров и наслаждаются правами человека, внесенными в Хартию ООН. И эти права гарантируют им Британия, Франция, США, поддержка большинства граждан и документы, подписанные в том числе и Москвой. Защита Западного Берлина есть не только юридическое право Запада, но и его моральный долг. И никакой «т. н. мирный договор» ничего не изменит, будучи подписан лишь режимом, «не представляющим ни страны в целом, ни ее части, ни 17 миллионов восточных немцев. О чем говорит поток беженцев, идущих с Востока на Запад».