— Ну, пути хулиганья неисповедимы, — сказала она, брезгливо скривив губы. — Ходишь вот так и не знаешь, когда тебе по макушке кирпичом стукнут.

— Кирпичом? — ахнула впечатлительная Ольга. — Да неужто?

— Ну, может, и не кирпичом. Но чем-то таким. Хотя господин полицай мне не поверил.

— Как же так?

— Да вот так. Сказал: «Стары вы, матушка, небось поскользнулись на ровном месте».

— А ты?

— А я ногу за голову закинула и спросила: ты так можешь? После этого господин полицай мордой запунцовел и удалился в полном восхищении. Больше с глупостями не приставал.

Ольга захихикала и даже рот рукой прикрыла, потому что получилось громко. Спохватившись, она схватила сумку и стала выкладывать из нее фрукты.

— Я вот тебе прикупила витаминов, а то в больницах кормежка так себе, даже в платных палатах. Еда-то из одного котла… Хотя у тебя тут и микроволновка, и холодильник, но все-таки…

— Спасибо, — снисходительно поблагодарила пациентка. — Запеченные в микроволновке апельсины наверняка пойдут мне на пользу.

— И газет свежих принесла… А то поди скучно одной лежать.

— Да я мало читаю, — отмахнулась Алла, принимая гостинцы. — В глазах двоится, лежу тут как циклоп, если надо что прочитать или вон телевизор посмотреть. Хорошенько же меня приложили.

— Ирочка-то давно была? — осторожно поинтересовалась Ольга. Та помедлила с ответом самую малость, но затаившая дыхание Леля это мгновение безошибочно уловила.

— Сегодня зайдет после работы. А что?

Гостья устроилась поудобнее и, взяв привычную ноту, заканючила:

— Ой, Аллочка, не знаю, как быть. Ведь разойдутся, ей-богу, а из-за чего? Из-за, тьфу, глупости, ерунды. Десять лет прожили, и все коту под хвост. Им бы встретиться, поговорить по-людски, авось и договорились бы до чего.

— Лель, это их дело, — с холодным безразличием, показавшимся фальшивым, сказала Алла. — Разберутся сами, жить вместе или нет. Не тебе решать и не мне.

— Да как же… Неужто тебе все равно?

— Конечно нет. Но от моего желания тут ничего не зависит. Не могу я заставить свою дочь простить, а твоего сына — держать хозяйство при себе.

От этих слов Ольга зло поджала губы, но вспомнив, что пришла не за тем, чтобы обсуждать возможность соединения Ирины и Сергея, сдержала рвущиеся наружу слова.

Все же эти балетные — ненормальные. На сцене чувства напоказ, заламывания рук, гротескное страдание на лицах, нервные суетливые движения, создающие, усиленные костюмами, трагический образ. А в жизни — холодная отстраненность, почти неприличная. Разве Алла могла любить свою Ирку неистовой любовью, такой, какой Ольга любила своего Сереженьку, единственного сыночка, свет в окошке? Наверняка нет. Где ей, Шамаханской царице, королеве Марго, Черной лебеди!

— Так разве я спорю? — запричитала она вместо того. — Я ж не о том. Жили вместе, конечно, всякое меж ними бывало. Я Ирочку не осуждаю ни за что, да уж больно она женщина… холодная. Сережа виноват, да, да только он же мужик. Эта сучка перед ним хвостом вертела, а он, дурак, уши-то и развесил. Сама же знаешь, мужики все одинаковые. А она, подлюка, еще и живет рядом.

Алла нервно передернула плечами и потянула одеяло кверху. Разговор явно был ей неприятен, но посетительница не собиралась отступать.

В конце концов, она не виновата, что на ее Сережу бабы заглядывались, а на Ирку, воблу тощую, никто не смотрел! Вот только вслух бы это не сказать!

— Ты же там жила. Небось, хорошо ее знаешь? — вкрадчиво произнесла она.

— Да откуда? — вяло возразила та. — Я ее свекровь знала да мужа, пока тот пацаном был и по кривой дорожке не пошел. А эту… как ее…

— Наталью.

— Да… Ну, видела несколько раз на улице, когда в гости к детям приходила. Меня данная особа никогда не интересовала.

— И зря, — вздохнула Ольга.

Сказать было нечего, и наводить справки оказалось бессмысленным. Алла ничем помочь не могла и, судя по кислому выражению лица, не особенно хотела. С трудом поднявшись с постели, она осторожно побрела в туалет.

— Помочь? — спросила Ольга.

— Не надо, сама справлюсь.

Мысли в голове прыгали, как безумные зайцы. Чтобы успокоиться, гостья вороватым движением схватила принесенный апельсин и стала нервно обрывать шкурку. К моменту, когда Алла вернулась, апельсин был съеден, а шкурки выброшены в мусорное ведро. В воздухе повис устойчивый цитрусовый запах, но воспитанная мать Ирины сделала вид, что ничего не заметила. После неловкого молчания Ольга стала прощаться.

— Как думаешь, тех, кто на тебя напал, найдут? — спросила она, стоя у дверей. Пострадавшая презрительно фыркнула.

— Да где им. Они бы и дело давно закрыли, если бы я не настояла. Теперь, вместо того чтобы трясти местную шпану, выдвигают версии, одну безумнее другой. Раз не вышло признать меня колченогой паралитичкой, этот полицай предположил, что напасть хотели на Иру, а меня шибанули только потому, что спутали с ней. Ну не бред ли? Это же просто невозможно с точки зрения логики!

В голове Ольги что-то щелкнуло. Она, уже открывшая дверь, на миг замерла, а потом согласно кивнула.