Приложивъ руку къ колотившемуся сердщт, про-стоволосая, съ соскользнувшимъ на плечи платкомъ, ІСатерипа, подставляя то одно, то другое ухо на встр-чу многозначительнымъ для нея звукамъ, иногда за-медленпыми, иногда ускоренными, но неизмнно шнро-кими, безззвучными шагами подвигалась впередъ, ища роковое мсто, откуда исходили поразившіе ее звуки.

И чмъ далыне въ гору бжала Катерина, тмъ храпніе стаповилось слышне и слышне и наконецъ стало назойливымъ, ужаснымъ. *

Походило па то, будто гд-то по близости во рву или овраг завалилась спиной внизъ лошадь, долго билась, но не перевернулась па ноги, а только выби-лась изъ силъ, по народному выраженію «залилась»х), и теперь, обезсиленная, уже не бьется, а только тяжко храпитъ, покорно ожидая смерти. '

Катерина бжала, сразу взявъ врное, косвенное направленіе, не сворачивая ни вправо, ни влво, только еще чутче прислушиваясь и зорче пригляды-ваясь въ черной тьм осенней ночи. Ею теперь все-цло руководили глаза и уши, какъ ищейкой при отыскиваніи дичи руководитъ нюхъ. Въ нсколькихъ шагахъ отъ нея на черной земл вдругъ замаячило что-то еще боле черное, чмъ сама земля, и это черное

И. А. РОДЮНОВЪ. 5 65

"ИЗДЯЬало то страипіое храпніе, йоторое поразилъ слухъ Катерины, и это черное, храпящее и былъ ея мужъ.

Катерина прямо съ-разбга упала около него и заглянула ему въ лицо. Оно, сплошь залитое кровью, въ темнот казалось безформеннымъ и чернымъ.

— Ва-а-ня, Ва-а-шо-юшка, — тихонько позвала Ка-терина, задыхаясь отъ усталости и едва выговаривая имя мужа.

Онъ не отозвался и попрежнему протяжно, раз-мренно, съ' захлебываніемъ храплъ, будто совер-шалъ какое-то чрезвычайно важное дло, требующее неослабнаго ни на секунду вниманія и методичности. Въ гортани у него катался. и бился какой-то живой шарикъ, силясь вырваться наружу, но какъ только ему удавалось подняться до горла, то, казалось, вся-кій разъ застревалъ тамъ и съ новымъ всхрапомъ опять опускался внизъ, въ гортань.

— Ванюшка, вдь это я... жона твоя... откликнись, жаланный! — позвала она громче и'прислушалась, за-таивъ бурно рвущееся изъ усталой груди дыханіе.

Продолжалось прежнее размренное, методичное всхрапываніе.

Сердце ударилось, какъ молотъ, и точно оборва-лось въ груди Катерины. Она вскрикнула, вскочила и хотла убжать куда-нибудь отъ этого несчастія и ужаса, но въ ея сознаніи, какъ озаренная заревомъ пожара, на мигъ предстала вся та земля, которую она знала, и не было на этой земл ни одного угла, куда бы она могла скрыться отъ своего горя, и она грохну-лась на землю рядомъ съ муЖемъ... Руки ея попали на его голову и погрузились во что-то липкое, густое, тянущееся... а подъ пальцами черепные кости прова-ливались и шуршали, какъ ледокъ въ чашк съ во-

А°й іап-кагак.ги

66

Катерина вся содрогнулась и такъ порывисто и быстро отдрнула руки, точно дотронулась ими до раскаленной плиты.

— Кровь... кровь... и... кости... — прошептала она нмющимъ языкомъ и размахивая руками.

— О-о-о-ой!—понявъ уже все, закричала она такъ, точно ей сдавили горло, и въ безпамятств за-металась во вс стороны, силясь подняться и уб-жать, но встать на ноги н могла. Она долго въ безум-номъ ужас кричала одна, вс порываясь встать и убжать, но ноги не повиновались, потомъ кто-то держалъ ее за руки и плечи, но йто именно, она не знала и ие могла остановиться и не кричать, точно кричала не она, а кто-то другой, вселившійся въ нее. Наконедъ голосъ ея оборвался.

Не сразу она поняла, что держали свкровь и Деминъ.

Акулина уговаривала и утшала ее.

Но теперь Катерин было все равно; она ни о чемъ уже не жалла и не понимала, зачмъ уговари-ваетъ. й утшаетъ ее свекровь, хотя сознавала по-прежнему ясно, что именно случилось съ ея мужемъ.

’ Акулина, посовтовавшись съ Деминымъ, ршила везти Нвана въ городъ, въ земскую больницу. Оста-вивъ Демина при Иван и безпомощной Катерин, сама она пошла въ Хлябино на людской дворъ бар-ской усадьбы, къ арендатору имнія — знакомому ей мужику. _

XIII. ‘ '

Во флигел у арендатора давно уже спали. Аку-лин пришлось долго стучаться и просить, чтобы ей отперли дверь. і

Жна арендатора предварительно съ тревогой въ голос нсколько разъ окликнула ее и разспросила,

зачмъ она пришла, и, только узиавъ ее, впустила и, проведя въ жилуго избу, зажгла жестяную лампочку.

— Такое теперича время, такое, что такъ-то ночью не знамши и боишься кого впустить... — какъ бы изви-няясь, объяснила хозяйка Акулин, проводя ее черезъ снцы.

Акулина со слезами, пространно и сбивчиво раз-сказывала о своемъ гор, стоя посреди просторной избы. *

Заспанный, сердитый за то, что н во-время взбу-дили, въ рубашк и штанахъ, арендаторъ, спустивъ съ наръ босыя ноги, почесывалъ лохматую голову, плечи, спину и только когда добрался до поясницы, уразумлъ изъ скорбнаго повствованія Акулины, че-го хотла отъ него баба.

Онъ еще молодой мужикъ, года три какъ разд-лившійся съ отцомъ и братьями и свшій на свое хозяйство, работящій и любящій до страсти свое кре-стьянское дло, начиналъ богатть, поставлялъ сно въ Петербургъ и откладывалъ въ сберегательную кас-су деньги. Сосдніе мужики, изъ зависти къ его нараставшему благосостоянію, надняхъ ночыо сожгли у него два зарода клевера и грозились спалить весь хлбъ а самого убить, если пожалуется въ судъ.