Шрифт:
XXI
5–8Красноречивое перечисление вероятностей в этой удивительно бледной строфе построено на приеме повтора фраз, начинающихся с союза «но»:
Конечно так. Но вихорь моды, Но своенравие природы, Но мненья светского поток… А милый пол, как пух, легок.XXII
11Любите самого себя…Еще одна слабая и банальная строфа. Ср. Гейне, который в «Возвращении на родину» (1823–24), LXIV, строки 9,11–12, выражает то же гораздо лучше:
Braver Mann! .............................................. Schade, dass ich ihn nicht k"ussen kann! Denn ich bin selbst dieser brave Mann. <Вот добряк!… .............................................. Жаль, не обнять мне его никак, Потому что я сам — этот добряк. Пер. Ю. Тынянова>.XXIII
9–11Вновь перечень, как в главе Второй, XXII, 5–8, теперь речь идет об «улыбке».
13–14Под исправленным наброском этой строфы (2370, л. 52) Пушкин со свойственным ему суеверным отношением к датам написал:
1 генв. 1825 31 дек. 1824
Символы «буря», «день» и т. д. часто использовались им в связи с собственной судьбой — и в стихах, и в прозе. И следует помнить, что Татьяна — кузина его Музы (см. главу Восьмую, V, 11–14). Один критик в самом деле воспринял конец романа как аллегорию: Пушкин теряет свою Музу, но она достается не князю N., а генералу Бенкендорфу с позвякивающими шпорами (см. коммент. к главе Восьмой, XLVIII, 5).
XXIV
2гаснет.Галлицизм «se consume».
11 милые мои.Наш поэт обращается к своим друзьям и читателям.
14Татьяну милую мою.Теперь она будет вне поля зрения своего создателя (за исключением упоминания в главе Четвертой, XLIX ее приближающихся именин) на протяжении двадцати восьми строф, т. е. до главы Пятой, IV (где начинается тема гадания — сна — именин, заканчивающаяся в главе Шестой, III). По законам художественного времени это означает, что Татьяна продолжает увядать и угасать, по крайней мере, шесть месяцев — ее долгие страдания прекращаются с посещением покинутой усадьбы Онегина в главе Седьмой, после которого мы перебираемся в Москву.
XXV.