– Самое последнее дело – назидательно поднял испачканный палец торемец, – это когда друг совершает ошибку или чего-то не понимает и идет прямиком к гибели, а ты все видишь, но стоишь в сторонке, ждешь, пока он сам сообразит. Но не каждый способен разобраться сам, все знают, со стороны виднее!

– Хас! Я не такой человек! И все вижу и знаю не хуже тебя! Так что ругаешься ты зря… но я и в самом деле лучше уши заткну!

– Какой у вас интересный разговор. – Гарт сбросил сапожки и сел рядом с Мальярой, опустив ноги в воду. – Продолжайте.

– Мы уже договорились, – стрельнула в напарника сердитым взглядом вдова. – И он кое в чем прав… признаю. Но не во всем. Я восемь лет живу чужой жизнью и ни о чем не жалею, это был мой выбор. Но теперь хочу снова стать самой собой, делать то, чего хочется, а не то, что положено по закону. Мне надоело, что все время кто-то решает за меня. Все, кому не лень… Кахрим, Ахчар… где бы я была, Хас, если бы не сбежала той ночью? Припомни?

– Это другое, – насупился вор.

– Это все одно и то же! – Малиха резко вытащила ноги из воды и встала. – Ты просто сейчас упрямишься! А я это давно поняла… он ведь тоже так считал, мой Инзар! Женщина должна ждать мужа дома! А ведь если бы я поехала с ним, возможно, остался бы жив…

Вдова развернулась и опрометью умчалась в свой шатер, забыв сгоряча про вышитые мягкие туфельки.

– Плачет… – хмуро вздохнул через минуту Хасит и зло швырнул назад в котелок рыбешку. – Откуда же мне было знать? Раньше она никогда не плакала!

– А кто это такие, Кахрих… как его там?

– Кахрим торговец, ее прежний хозяин… – нехотя объяснил Хасит, – специально к ней придирался, чтобы согласилась третьей женой пойти. А Ахчар – приказчик моего бывшего хозяина, заставил меня помогать ее воровать. Но Малиха еще днем сбежала… а вокруг люка навозом намазала и всякие лоханки снизу подставила… вот он и влетел. Тогда я и удрал, ему не до меня было.

– Демонская сила… – рыкнул сквозь зубы Гарт, все эти торемские законы он знал давно, за десять лет сотни раз переходил границу, горы товаров и золота перевез, море историй слышал… Но почему-то раньше, пока речь шла не о женщине, к которой его тянуло все сильнее, особого возмущения эти порядки у него не вызывали.

За обедом Малиха сидела, не поднимая глаз, плотно завернувшись в свой платок, и ела так же торопливо и стеснительно, как и ее подружки, ведь именно так положено вести себя женщинам в присутствии мужчины. И это ее показное послушание словно ножом резало Гарта по сердцу, заставляя все четче понимать, что забитость и покорность – это вовсе не те качества, какие нравятся ему в женщинах.

И пусть восторгаются такими послушными женщинами ленивые торемцы, не желающие и шага сделать ради того, чтобы завоевать любовь смелой и умной девушки, а у графа Феррез от безропотных красавиц сводит оскоминой скулы, как и от капризных жеманниц, каких он встречал на балах и приемах в родном королевстве. Ему по душе другие… втайне он завидовал отношениям брата и Эсты, Арвельда и Тэйны.

Гарт огорченно вздохнул, вспомнив проводницу, в те времена они были по разные стороны тропы, и хотя ему ни разу не пришлось столкнуться в бою с Мастом, граф не мог не предполагать, что крутилась такая задумка в черном разуме Зоры.

Вечер угас как-то незаметно, сразу после ужина оказалось, что все яркие краски заката уже утонули в темнеющей синеве неба, и командир, распределив ночные посты, по новой привычке побрел на корму плота, туда, где возле последних тюков с упряжью валялась приглянувшаяся ему кошма.

И едва оказавшись на излюбленном месте, резко остановился, силясь утихомирить рванувшееся вскачь сердце. Мальяра уже сидела на его кошме, подтянув к подбородку колени и обхватив их руками.

Долгую минуту Гарт стоял молча, но так и не дождался ни слова. Осторожно опустился рядом с ней, прислонился спиной к тюку, помолчал. Потом еще осторожнее развернул застывшую женщину к себе, провел пальцами по щеке и стиснул на миг зубы, лицо Мальяры было мокро от слез.

Демонская сила! А Хас говорил, будто она не плачет ни от каких обид. Да он и сам видел… скорее умрет или убьет обидчика…

Мысли метались в голове взбудораженным роем, а руки сами делали то, что считали нужным. Прижали покорную женщину к груди, нашли платок, вытирали слезы и одновременно гладили по мягким волосам, с которых куда-то пропал платок. А губы уже пробовали солоноватую кожу век, щек, спускаясь к губам, так манившим своей упрямой недоступностью…

– Не нужно… – опомнилась Мальяра через долгую минуту, – я так не хочу.

– Угу, – кивнул Гарт, отлично понимая, о чем она, этот поцелуй как ураганом вымел мусор обид, недоверия и сомнений, – я тоже.

– Я про другое. – Она не отстранилась, только отвернула лицо. – Просто хотела объяснить… у меня такой характер. Если что-то не нравится, убегаю. В детстве пряталась, когда заставляли пить перед сном молоко, потом убегала от нудных гувернанток. Сбежала от брата, потом из монастыря… настоятельница советовала сначала закончить обучение, потом выходить замуж. А когда погиб муж, сбежала из семьи. Вернулась с Кором… и снова сбежала, когда поняла, что они не оставили своих намерений выдать меня за старшего сына. И потом много раз убегала… а теперь, первый раз… не хочу бежать. Мне надоело быть дичью, за которой гонятся, я хочу стать свободным человеком… но если ты скажешь – бежать…