Поэтому неудивительно, что в надгробных надписях (как, например, на могиле человека по имени Меркурии, похороненного в 618 или 619 году в пригородном храме Сен-Лоран де Шулан в Лионе) механически повторяются более ранние тексты. При этом надписи изобилуют ошибками, довольно типичными для новых времен, а в копируемых образцах сохраняются части, противоречащие смыслу новых эпитафий очевидно, что резчики по камню были не способны понять смысл надписи. По крайней мере, резчики (во всяком случае, тот, кто работал над надгробием Меркурина) пытались точно воспроизвести эту надпись. Чего нельзя сказать о нотариусах из королевской канцелярии: если при написании дипломатических документов в VII веке они еще следуют нормам, существовавшим в римской провинциальной администрации, то делают это так неумело, что прочитать эти документы довольно трудно из-за беспорядочности, нагромождения лигатур, соединения отдельных слов, вытянутых «мачт» и непропорциональных «перекладин» (вертикальных и горизонтальных линий, образующих букву). Все чаще и чаще некомпетентных светских служащих заменяли в канцеляриях церковные писцы: решительно это знак новых времен. Конечно, королевский двор оставался подлинным очагом культуры. Так, в окружении Дагобера находились кантор (сказитель) и музыканты как и веком раньше, они аккомпанировали на арфе или цитре певцам, славившим подвиги старинных королей. Время не сохранило никаких следов этой устной литературы.

Но до нас дошли произведения искусства VII века, свидетельствующие о необыкновенных изменениях во вкусах. Правда, в каменной архитектуре — преимущественно религиозной все еще сохраняется зависимость от образцов, оставленных античностью. Но декоративное искусство постепенно отворачивается от греко-римских традиций, о чем свидетельствуют украшения на стенах зданий и на страницах рукописей, характер ювелирных изделий. Мастера все более и более неумело передают пластику тела (может быть, из отвращения к нему), природной и анималистической тематике они предпочитают фантастические образы, сложные линейные мотивы, примат рисунка и равновесия частей сменяется переливами цветов и заполнением пустот.

Если последним отблеском галло-римской архитектонической традиции явился, при всей неумелости его строителей, баптистерий в Пуатье, завершенный в начале VII века, то об изменениях во вкусах очень ярко свидетельствует подземная усыпальница де Дюн, созданная около 700 года в нескольких сотнях метров от баптистерия для аббата по имени Меллебод. Она сохраняет форму традиционной погребальной камеры, наполовину врытой в землю. Такие камеры строили для себя аристократы римской Галлии. Но в то же время внутреннее убранство строения и надписи в нем типичны для новых времен: ступеньки лестницы, по которой спускаются посетители, украшены ветвевидным орнаментом, изображениями переплетенных змей, морских животных; на дверной раме — обилие розеток, искусная вязь и надпись, которую завершает выражение Maranatha («Гряди, Господи!» — арамейск.), заимствованное из Апокалипсиса и у святого Павла и предающее анафеме возможных вандалов. В помещении установлен престол, так как Меллебод желал превратить свою усыпальницу в часовню. Рядом с алтарем подвышался сооруженный здесь или перенесенный сюда крест, от которого сохранилось лишь подножие, на нем неровное примитивное скульптурное изображение двух распятых разбойников. Таким образом искупительный смысл креста, который присутствует во всем убранстве здания, тесно сплетается с сберегательными функциями иконографии и надписей: хотя перед нами и могила какого-то конкретного аббата (о котором, собственно говоря, ничего не известно), но она довольно типична для религиозного менталитета меровингской эпохи. Эта эпоха представляет Христа как победителя сил зла. Эту тему повторяют и другие памятники, относящиеся к тому же или более позднему времени. Их отличают одинаковый тематический набор, простая техника, уровень которой может снижаться (здесь можно назвать надгробную терракотовую плиту из Грезена в Пюи-де-Дом или стелу из Нидердоллендорфа под Бонном). Техника могла быть более разработанной: к произведениям такого рода, предвещающим каролингское возрождение, относится балюстрада на хорах церкви Сен-Пьер-о-Нокнэ в Меце (ее датируют примерно 760 годом).

Ювелирное искусство, подарившее варварам самые роскошные украшения, также поставлено на службу религии, побеждающей силы зла. Даже фибулы (застежки), имевшие долгое время исключительно бытовое предназначение, отныне призваны оберегать владельца. Так, на пряжке в форме кружка из Лимона (Пюи-де-Дом) варварские декоративные элементы сочетаются с изображением головы Христа, альфы и омеги — «начала и конца»; на оборотной стороне пряжки прекрасной алеманнской работы из Виттислингена сеть надпись, гласящая, что ее владелица Уффила «живет счастливо в Боге»; наконец, на застежке пояса из Женевы (VII век) изображена фигура молящегося человека в древнем одеянии, может быть, пророка Даниила, символа христианской надежды. Наиболее искусно сочетают в себе технику варварского декора и искупительный дух религии старинные ковчеги. Ковчег Теодерика из церкви Сен-Морис д’Атон, украшенный перегородчатой эмалью, драгоценными камнями, камеями античного происхождения, внешне кажется произведением вполне светского искусства, совсем по-другому выглядят ковчеги из Сен-Бенуа-сюр-Луар и из Моргена (сосуд для хранения миро, около 700 года) с накладными пластинками, на которых с помощью чеканки очень слабого рельефа (что напоминает плиты из Пуатье или Меца) изображены фигуры ангелов. Христианство распространяется в VI веке в Галлии и особенно в варварских землях на севере так активно, как никогда ранее, и стремится быть наглядным.

Как мы уже видели, папа Григорий Великий продолжает утверждать свой авторитет в церкви Галлии. После его кончины в 604 году примерно на столетие прекратились целенаправленные усилия Ватикана по распространению христианства в заальпийских странах. Правда, еще в 613 году епископ Флориан Арльский получил от папы паллиум, а также «пасторские» полномочия, распространявшиеся на всю Галлию. Однако это были всего лишь акты присвоения почетного звания, не имевшие никакого реального содержания. Тот факт, что после великого собора, заседавшего в 614 году в Париже, епископы Галлии не собирались вплоть до 742 года, говорит о потере власти церковной иерархией, во всяком случае, власти архиепископов. Несмотря на это, в VII веке можно констатировать огромные успехи в деле христианизации страны. Подобные достижения обязаны религиозному рвению монахов и епископов-миссионеров, которые чаще всего вдохновлялись примером святого Колумбана, и инициативности светских элит: королей и проводников их воли — аристократов.

Вот первый пример жизнь святого Аманда. Он родился в Эрбоже (Нижняя Пуату), образование начал получать в монастыре (возможно ирландском, на острове Йу), затем Аманд совершил два путешествия в Рим, откуда привез святые реликвии, и посвятил себя миссионерской деятельности, которая охватила пространство вплоть до бассейна реки Эско (Шельды), те есть самый центр франкских земель. Там он собирал сторонников, в особенности среди рабов, которых выкупал и крестил. После долгих мытарств Аманду удастся основать несколько монастырей, в том числе Элнонский (сегодня — Сен-Аман-лез-О, на севере), Барсиас-о-Буа, Сен-Бавон и Сен-Пьер-о-Мон-Бладен в Генте. В 647 году Аманда назначают епископом Тонгр-Маастрихтским, но он недолго остается на этом посту — вновь избрав тяжелый труд странника-миссионера, он проповедует христианство по всей стране вплоть до своей кончины в 675–676 году. Однако основать Элнонский монастырь (как, впрочем, и другие) Аманду удалось лишь благодаря королевской милости — в данном случае щедрости Дагобера (если не его сына Сигебера). Новой обители были дарованы земли площадью примерно в 10 тысяч га.

Другой пример, на этот раз из жизни королей. Майордомом Нейстрии Эрхиноальдом была куплена рабыня англосаксонского происхождения по имени Батильда. Через несколько лет она стала женой Хлодвига II. С согласия последнего королева примерно в 654 году основала (то есть сделала первоначальный земельный вклад) аббатство в Жюмьеж для аквитанца Филибера, выходца из люксейского монастыря и уроженца Боббио. После смерти мужа Батильда, на этот раз с согласия своего сына Клотара III, выделила около 20 тысяч га казенных земель в районе Корби (примерно в 659 году) для другого люксейского монастыря. Наконец, в те же годы вдовствующая королева основала в Шелле монастырь люксейского типа, в котором и постриглась в монахини после окончания срока своего регентства в 665 году и где умерла в 680 году.

Не оставалась в долгу и знать, особенно аристократы, вращавшиеся при дворе Дагобера, ею отца и его сыновей. Среди них — Элуа, который еще до возведения в сан епископа основал в 632 году аббатство Солиньяк на части своих земель в Лимузене; Фарой и его сестра Бургундофора, основавшие монастыри Святого Креста в Мо и в Фармутье; Итта, вдова Пипина I и ее дочь Гертруда, основатели аббатства Нивель (около 648/649 года); Бегга, другая дочь Пипина I, основавшая аббатство Анденн; ее сын, Пипин II и его супруга Плектруда, которые около 700 года основали для англосаксонского миссионера Виллиброда монастырь Эхтернах… И представители менее «исторических» или менее «знаменитых» родов равным образом обеспечивают расцвет деятельности по основанию религиозных учреждений, как, например, «выдающийся муж» Адроалд, — он подарил в 651 году свое поместье в Ситью святому Бергену для создания монастыря, которому было предназначено блестящее будущее.