– Мы последим за ней, – ответила Инга Александровна. – Я этим займусь. А вы не напивайтесь слишком сильно. По крайней мере, в ближайшие дни.

– Обойдусь без твоих советов, – глухо прорычал Шуравин.

– Это вряд ли.

Инга Александровна повернулась и зашла в офис. Шуравин проводил ее ненавидящим взглядом, после чего с досадой пробормотал:

– Дурак. Идиот. Как же я во все это вляпался, а?

Тайча пела негромко, сидя на жухлой траве возле родника, и голос девушки был похож на журчание воды, бьющей из скалы, – он был так же переливчат и негромок.

Тайча прервала песню и тихо заплакала. Она не услышала, как сзади подошел Пакин. Поступь его была легка и бесшумна, как у хищного зверя, вышедшего на охоту.

– Тайча, – негромко окликнул он.

Девушка вздрогнула и быстро обернулась, но тут же устыдилась своих заплаканных глаз и размазанных по щекам слез – и отвернулась. Снова стала смотреть на прозрачную, искрящуюся холодом струйку ключевой воды. Пакин постоял немного, а потом присел рядом. Некоторое время они оба молча глядели на воду.

– Почему ты плакала? – спросил Пакин.

– Просто так, – ответила Тайча.

Пакин смотрел на девушку внимательным, но непонимающим взглядом. Он явно не знал, как себя следует вести. Наконец он улыбнулся и бодро проговорил:

– Не грусти, моя лисичка!

А затем по привычке обнял ее рукою за плечи, как брат обнимает младшую сестру. Но на этот раз Тайча повела себя странно – она сильно дернула плечом, сбросив его руку, и произнесла злым голосом:

– Перестань!

– Что случилось? – растерялся Пакин.

Он снова хотел положить руку ей на плечи, но наткнулся на ее сердитый взгляд и передумал.

– Не трогай меня, – сказала Тайча, и в голосе ее послышалось настоящее отчаяние.

Пакин совсем растерялся.

– Хорошо, – ответил он неуверенно. – Я просто посижу рядом с тобой, ладно?

Девушка молча отвела взгляд. Издалека донеслось птичье стрекотание и хруст сломанной порывом ветра ветки. В пауле залаяла собака. Потом все стихло.

– Пакин, Пакин… – вздохнула Тайча.

– Что? – спросил Пакин.

– Вода в роднике похожа на твои глаза. – Тайча снова повернула к нему свое заплаканное лицо. – Почему у тебя такие синие глаза?

– Потому что такие глаза были у моего прадеда, – ответил Пакин.

Тайча отвернулась. Подняла камушек, повертела его в тонких пальцах, а затем бросила в родник.

– Ты ее любишь? – спросила она вдруг.

– Кого?

– Эту белую женщину из большого города.

Пакин нахмурился.

– Я не хочу об этом говорить.

– Значит, любишь, – вздохнула Тайча. Она снова покосилась на Пакина. – А меня? Меня ты любишь?

– Конечно. – Он улыбнулся. – Ты мне как родная сестра.

Лицо Тайчи дрогнуло от горечи и боли.

– Я не хочу быть твоей сестрой, Пакин! Я… Я хочу быть твоей женой.

Пакин ничего на это не сказал. Только смотрел на воду родника и хмурил черные брови.

– Возьми меня в жены, Пакин, – со слезами в голосе проговорила Тайча. – Прошу тебя.

Он молча поднялся на ноги и отряхнул с куртки сухие травинки.

– Пакин, я хочу быть твоей женой!

Он повернулся и зашагал прочь.

– Пакин!

Он не остановился и не обернулся. Прошла секунда, другая – и вот его высокая широкоплечая фигура скрылась за деревьями.

Тайча закрыла ладонями лицо и зарыдала. Но почти тут же прервала рыдания, отдернула ладони от лица, зачерпнула горсть грязи и яростно швырнула ее в маленькое голубое озерцо, образовавшееся под бьющим из скалы ключом.

– Вот что будет с твоими глазами, если ты на мне не женишься! – крикнула она.

Дина Васильева дремала на своем топчане, укрытая оленьими шкурами. Последние два дня ей сильно нездоровилось. Ломило все тело, мучил жар.

Тайча присела на край топчана. Она долго смотрела на Дину, потом протянула руку и провела ладонью по ее волосам. Волосы были мягкие, как кошачья шерсть.

– Пить… – тихо и хрипло прошептала Дина.

– Ты хочешь пить? – уточнила Тайча.