Если же в конце XII в. имя «Святополк» все-таки выпало из древнерусского княжеского именослова, то произошло это по причинам, не имевшим прямого отношения к процессу становления «борисоглебского» культа, ведь примерно в то же время русские князья перестают называть своих сыновей также Вышеславами, Святославами, Судиславами, Ярополками, Всеславами, Брячиславами и т. д. Это явление было вызвано укреплением позиций Церкви в древнерусском обществе, которое выразилось, в частности, в постепенном отходе от практики ношения князьями двух имен — одного «русского», мирского, а другого «церковного», данного при крещении, — ив распространении обычая нарекать их лишь одним «церковным» именем{194}.

И.Н. Данилевский пришел к оригинальному выводу, что зашифрованное сообщение о невиновности Святополка в убийстве Бориса и Глеба оставлено нам самим летописцем{195}. Исходным текстом исследователь выбрал роспись сыновей Владимира под 980 г.: «Бе же Володимер побежен похотью женьскою, и быша ему водимые: Рогнедь, от нея же роди 4 сыны: Изеслава, Мьстислава, Ярослава, Всеволода, а 2 дщери; от грекине — Святополка; от чехине — Вышеслава; а от другое — Святослава и Мьстислава, а от болгарыни — Бориса и Глеба».

По мнению Данилевского, данная запись представляет собой своеобразный «ребус», ключ к которому следует искать в «Сказании о 12 драгоценных камнях на ризе первосвященника» — сочинении отца Церкви Епифания Кипрского (367—408), почти наверняка известном летописцу, как предполагал еще А.А. Шахматов, поскольку сокращенный древнерусский перевод «Сказания» был включен в киевский Изборник 1073 г. Трактат Епифания развивает древнее учение о мистико-символической связи свойств драгоценных камней с характером и нравственным обликом человека, опираясь на одно место Библии, где говорится, что в наперсник (нагрудное украшение четырехугольной формы) первосвященника Аарона были вправлены 12 различных драгоценных камней — по числу сыновей Иакова, родоначальников колен Израилевых, чьи имена были вырезаны по одному на каждом камне (Исх., 28: 15—21). Епифаний взял на себя труд уточнить библейское предание. Исходя из личных качеств сыновей Иакова, он уподобил каждого из них определенному камню (рубину, топазу, изумруду и т. д.), согласно магическим свойствам последних. «Судя по всему, — считает Данилевский, — именно порядок перечисления камней и определил последовательность упоминания сыновей Владимира (в росписи его детей под 980 г. — С. Ц.). Каждый из них получил таким образом «невидимую вооруженным глазом» косвенную этическую характеристику, совпадавшую с характеристикой того или иного сына Иакова. Дочери же Владимира и Рогнеды потребовались для того, чтобы все Владимировичи заняли подобающее им место, а заодно и характеристику»{196}. В списке Епифания на седьмом месте стоит имя Дана (яхонт), на одиннадцатом — Иосифа (берилл), а в упомянутом летописном фрагменте под этими порядковыми номерами значатся Святополк и Борис соответственно. Напомню, что братья Иосифа вначале замышляли убить его, но, не посмев сделать это, продали Иосифа в рабство. Именно этот эпизод своей жизни вспоминает в «Сказании о 12 камнях» Дан, говоря (по древнерусскому переводу в Изборнике 1073 г.): «Аз, рече, бех имея сердце и утробу не-милостиву на брата Иосифа, и бех стрегий его, аки рысь козлища. Но Бог отца моего избави его от руку моею, и не да ми сего зла сотворити…» Отмеченное порядковое соответствие имен в обоих перечнях (Дан — Святополк, Иосиф — Борис) и дало Данилевскому повод утверждать, что речь здесь «идет о не совершенном Даном-Святополком преступлении»{197}.

К сожалению, приходится возразить, что сенсации не произошло. Ученого подвела небрежность в анализе обоих источников, выразившаяся в отказе от их всестороннего изучения. При ближайшем рассмотрении в приведенных им доводах обнаруживаются большие натяжки и неоправданные допущения.

Во-первых, даже с формальной стороны летописная роспись детей Владимира под 980 г. с ее двумя дочерьми и десятью сыновьями (двое из которых носят одинаковые имена) вряд ли годится для сопоставления с перечнем 12 сыновей Иакова. Последний с гораздо большим основанием можно сблизить со списком 12 сыновей Владимира из статьи Повести временных лет под 988 г. (см. выше), на который библейская числовая символика безусловно оказала непосредственное влияние, но очередность перечисления Владимировичей там совершенно иная: Святополку отведено третье место, тогда как седьмое принадлежит Мстиславу, а одиннадцатое — Позвизду; никакой тайной переклички с именами сыновей Иакова из «Сказания о 12 камнях» в данном случае вообще не наблюдается.

Во-вторых, Бориса при всем желании невозможно приравнять к Иосифу по той простой причине, что Иосиф все-таки не был убит братьями.

В-третьих, согласно летописно-житийной традиции, Святополк убил не только Бориса, но еще и двоих других своих братьев, что уже совсем никак не согласуется с историей Иосифа и окончательно нарушает все постулируемые соответствия между списком под 980 г. и «Сказанием о 12 камнях», поскольку убиенные Глеб (двенадцатое место в летописном перечне) и Святослав (девятое место) не могут быть соотнесены с их порядковыми «двойниками» из текста Епифания — Вениамином и Гадом, которые сами едва не сделались братоубийцами.

В-четвертых, покаянные слова, подобные Дановым, произносит в «Сказании о 12 камнях» и другой сын Иакова — Симеон, «иже имеяше гнев и немилосердие на брата своего Иосифа: хотях бо, рече, преже убити, но запя ми Господь и разреши ми мочь ручную [но остановил меня Господь]…». По логике Данилевского, эта «нравственная характеристика» должна была бы относиться к первому из двух Мстиславов (сыну Владимира от Рогнеды), занимающему, как и Симеон, второе место в ряду своих братьев; однако его в покушении на убийство Бориса летопись не винит.

И в-пятых, покаянное признание Дана и Симеона, собственно, мог бы сделать каждый из оставшихся братьев Иосифа, но далеко не все братья и тем более сестры Бориса, Глеба и Святослава.

Таким образом, если в целом роспись сыновей Владимира под 980 г. и перечень сыновей Иакова в «Сказании о 12 камнях» не дают ни малейшего повода для их сопоставления на предмет взаимозависимости, то сходство отдельных деталей обоих источников следует признать случайностью.

В поисках прямых доказательств невиновности Святополка некоторые ученые апеллировали к свидетельству «Пряди об Эймунде», главный герой которой, по всей видимости, был реальным историческим лицом. Сага рассказывает, что во время отсутствия Эймунда в Норвегии конунг Олав II Святой, приходившийся ему побратимом, захватил его родовые владения в Уппланде. Вернувшись на родину, Эймунд не стал затевать междоусобицу, а предложил своим людям отправиться за богатством и славой на Русь, «в Гардарики»: «Я слышал о смерти Вальдимара конунга с востока из Гардарики, и эти владения держат теперь трое его сыновей, славнейшие мужи. Он наделил их не совсем поровну — одному теперь досталось больше, чем другим. И зовется Бурицлав тот, который получил большую долю отцовского наследия, и он — старший среди них. Другого зовут Ярицлейв, а третьего Вартилав. Бурицлав держит Кэнугард, а это — лучшее княжество во всей Гардарики. Ярицлейв держит Хольмгард, а третий — Палтескью и всю область, что сюда принадлежит. Теперь у них разлад из-за владений, и всех больше недоволен тот, чья доля по разделу больше и лучше: он видит урон своей власти в том, что его владения меньше отцовских, и считает, что он потому ниже своих предков. И пришло мне теперь на мысль, если вы согласны, отправиться туда и побывать у каждого из этих конунгов, а больше у тех, которые хотят держать свои владения и довольствоваться тем, чем наделил их отец».

Поступив на службу к Ярицлейву, Эймунд и его викинги дважды помогли ему отбить нападения Бурицлава, который действовал в союзе со «злыми народами» — бьярмами, турками и блокуманами. Когда же Бурицлав нарушил мир в третий раз, норвежцы, по своему почину и с молчаливого согласия Ярицлейва, устроили засаду и убили его. Отрубленную голову Бурицлава торжествующий Эймунд преподнес Ярицлейву как доказательство своего подвига. И тогда «весь народ в стране пошел под руку Ярицлейва конунга».

С тех пор как О.И. Сенковский в 1833 г. опубликовал русский перевод «Пряди об Эймунде», отечественные историки многократно использовали этот источник при освещении междоусобной брани Владимировичей. Сведения саги, естественно, старались как-то увязать с сообщением Повести временных лет. Не вызывало сомнений, что конунг Ярицлейв из Хольмгарда — это Ярослав, на момент смерти отца княживший в Новгороде. В Вартилаве, получившем во владение «Палтескью», видели известного по летописи полоцкого князя Брячислава Изяславича (ум. в 1044 г.), который, правда, был не сыном, а внуком Владимира (имя «Вартилав» образовано от «Вратислав» — западнославянского аналога древнерусскому «Брячислав») [184] . Считалось, что превращению Вартилава-Брячислава из племянника в брата Ярослава могла способствовать употребительная форма обращения русских князей друг к другу — «брат», или же здесь сказалось «влияние традиционной в фольклоре триады братьев» {198} . И наконец, третий наследник, Бурицлав, был отождествлен со Святополком, который в борьбе с Ярославом опирался на помощь своего тестя, польского князя Болеслава I Храброго, что, по мнению исследователей, и «послужило причиной замены его имени именем польского короля в форме, знакомой скандинавской литературе» {199} . При такой интерпретации имен сыновей «конунга Валъдимара» содержание «русского» фрагмента «Пряди об Эймунде» укладывалось в событийную канву Повести временных лет и других памятников без существенных противоречий.