О нет, Хьюберт был далеко не глупец, но он уже мертв!

Она стряхнула руку Руперта со своего плеча:

— Я иду спать, и мне кажется, что тебе следует сделать то же. После хорошего отдыха, я уверена, ты станешь по-иному воспринимать вещи.

— А я в этом совсем не уверен. Я только что понял: конечно, ты не могла ждать, когда я женюсь на тебе. И не потому вовсе, что тебе было так уж невтерпеж замуж или так срочно требовался отец для Хьюби. Просто ты не могла дождаться, когда станешь графиней Хартискор!

Лежа в кровати, она долго не могла заснуть. Потом решила сказать Джеффри, что Руперт должен жить отдельно от них, возможно, даже для его согласия на это ей придется рассказать Джеффри все, что говорил его сын. Ей совсем не хотелось становиться между отцом и сыном, но она не могла представить, что еще можно предпринять.

Но когда утром от Руперта принесли гигантскую корзину цветов с запиской, содержавшей пылкие извинения и заверения в том, как дорога для него их дружба и как он хочет стать хорошим дядей для Хьюби, она решила, что ей следует простить его. Она сама столько раз ошибалась и постоянно прощала Хьюберта, причиняющего ей боль. Кроме того, ей бы не хотелось, чтобы у Джеффри и Хьюби появились какие-то сомнения в Руперте.

Они решили пожениться в начале марта. Руперт считал, что стоит устроить торжественную церемонию — прием для тысячи гостей, включая аристократию с континента и всей Англии плюс американские друзья, которых Джеффри приобрел за всю жизнь, включая Гарри Трумэна и Айка Эйзенхауэра. Если уж они вступали в брак, следовало все сделать по правилам, чтобы показать всему миру, что им наплевать на продолжавшиеся сплетни.

Руперт проявлял такой энтузиазм, вникая в каждую деталь, начиная с выбора вин до цвета скатертей, что очень растрогал Нору, хотя она не уставала повторять, что она хотела бы более скромной свадьбы. Но поскольку он продолжал настаивать на разработке всей процедуры, выбирая цветы, музыку и планируя меню, она сдалась. Она знала, что таким образом он пытается заслужить у нее полное прощение.

Как потом выяснилось, у нее не было причин пожалеть об этом. Все прошло великолепно! Пресса отнеслась к ней весьма лояльно. Единственным облачком, которое омрачило празднование, была смерть короля за месяц до свадьбы (Джеффри очень уважал короля Георга.)

Все было так тщательно продумано, что, как заметил Джеффри, даже Хьюберт, слывший знатоком всех обычаев, не смог бы сделать лучше. Руперт кивнул и довольно улыбнулся. Нора была счастлива. Казалось, что впереди лежит ровная, восхитительная дорога!

17

Как только они вернулись к каждодневной рутине, Нора оставила свои сомнения относительно Руперта. Он вел себя великолепно: он чудесно обращался с Хьюби, возился с ним, учил играть в шахматы, читал ему сказки перед сном. Он был очень мил и с Норой, предлагал сопровождать ее, если Джеффри не мог пойти куда-нибудь с нею. Когда ей требовалась помощь в каком-то мероприятии по сбору средств, он всегда оказывался рядом и не жалел ни времени, ни дельного совета.

Когда Нора рассказала обо всем Джеффри, он вдруг взвился до потолка:

— Пусть он лучше прилично ведет себя, или же я вышвырну его из дома. Я все еще полноправный хозяин здесь, а не какой-то старый, выживший из ума импотент!

Нора засмеялась:

— Ничего себе импотент, тут уж я могу кое-что порассказать.

Она совсем не льстила ему — все было правдой. Когда дело доходило до секса, Джеффри невозможно было до конца удовлетворить. Вид ее сидящей перед зеркалом в неглиже сразу же вызывал у него такое желание, что он немедленно вел ее в постель, где и доказывал, какой он умелый и неутомимый любовник.

Но она не была в восторге от бесконечных занятий любовью, несмотря на его высокую потенцию и большой опыт в делах любви. Она быстро начала рассматривать эти занятия как еще одну обязанность леди Хартискор, подобную ее обязанностям присматривать за домом, посещать и устраивать приемы, приглашать к себе дам на чай и коктейли, председательствовать на различных благотворительных собраниях в пользу неимущих. Тем не менее она с усердием и необходимой энергией занималась любовью со своим мужем, выполняя все его сексуальные притязания и даже фантазии. Она была весьма пылкой, хотя в этом присутствовал и элемент игры. Она была счастлива, что может доставить радость своему мужу. Это было самое малое, чем она могла отплатить мужчине, который только и думал о том, как бы доставить ей удовольствие. Он постоянно делал ей какие-то подарки: золотой браслет с сапфирами, в цвет ее глаз, или же картину, которая ей понравилась. Даже земельный участок в Котсуолдсе, вспомнив, как она ему однажды сказала, что скучает по местам, где прошла ее юность.

Назвав поместье Меррилли ее приданым, он сказал:

— Теперь, когда тебе захочется увидеть твой старый дом, ты просто должна сесть в машину и вскоре очутишься дома.

Она подумала, что он не совсем прав. Она всегда верила в мудрое высказывание: «Дом там, где твое сердце». Единственное место, которое она могла бы назвать домом, — это то, где находился Хьюби. Но все равно это был трогательный подарок, и она знала, что женщина, которая не оценит Джеффри, его заботу, будет не только неблагодарной, но к тому же еще и дурой!