Вскоре из кабинета выскочил взъерошенный начальник отдела областного Комитета, которого Красовская прекрасно знала по совместной работе. На лысине у него после грубого разноса выступили красные пятна.

Екатерина Евгеньевна не стал долго ждать — рванулась в кабинет и прямо с порога сказала:

— Миша, наконец-то, наконец-то с тобой можно говорить!

— А чего, не поговорить? Я же не покойник? — несколько грубовато ответил Плотников, еще не отошедший от предыдущего разговора. — Что у тебя? Говорила с Соколовским? Когда отдадут вторую часть?

— Да, мы договорились, что я обсужу с тобой и ему перезвоню.

— Хорошо! Я возьму пока тайм-аут и тебе завтра скажу: когда и где с ним будем встречаться.

— А если как в прошлый раз, у Истоминой?

— Нет! Я же сказал, подумаю. Истомина, кажется, уходит от тебя?

— Да, в понедельник переходит в Казначейство. Может, это и к лучшему. Нельзя долго держать возле себя людей — они слишком много узнают, а это ни к чему. Я имею в виду, ни к чему хорошему привести не может.

Плотников потёр затылок.

— Что болит, Миша? — спросила Красовская, — у меня есть таблетка от головы. Принести?

— Да, пожалуй! — кивнул ей головой председатель областного комитета.

Красовская поднялась, чтобы пойти за таблеткой, но её остановил звонок телефона на столе у Плотникова. Тот поднял трубку и услышав голос генерала Алексеева, сделал знак Екатерине Евгеньевне остаться.

— Михаил Яковлевич, — густым баском сказал Алексеев, — я хотел с вами поговорит о «Вест Финанс».

— Я вас слушаю, Владимир Георгиевич!

— Мне сообщили, что они выиграли аукцион. Так вот, я хотел бы, чтобы результаты аукциона признали недействительными.

Плотников опять потер гудящий затылок и ответил вопросом:

— Недействительными? Но почему?

— Металлургический завод — это стратегический объект, там делают бронетехнику для армии. Иностранцы не могут быть хозяевами такого предприятия.

— Знаете, Владимир Георгиевич, если Москва разрешила приватизацию нашего завода, значит, планы изменились — он перестает быть стратегическим и станет простым заводом по выпуску, скажем, тракторов.

— У меня другая информация, — возразил Алексеев, — насколько я знаю, сейчас формируется госзаказ на закупку боевой техники и завод там фигурирует.

— Ничем помочь не могу! — уперся Плотников, который совсем не собирался отказываться от своего куша из-за фантазий генерала ФСК. — Я не могу нарушать указания Москвы, вы же понимаете!

— А вы не нарушайте! Просто признайте результаты недействительными, а в Москву отчитаетесь, что аукцион будет проведен повторно. За это время ситуация разрешится.

— Нет, я так не могу! Извините, Владимир Георгиевич, но нет!

Михаил Яковлевич раздраженно положил трубку.

— Миша, что такое? — с тревогой в голосе спросила Красовская.

— Генерал Алексеев звонил, уговаривал, чтобы я не признавал результаты аукциона.

— А ты?

— Ты же слышала! Я не могу сорвать сделку с Соколовским. Тем более, что все вопросы с Матвеем я разрулил. И что теперь, слушать всякий бред? Пусть думает, что хочет — они теперь уже не всесильны, как раньше!

— Ох, боюсь я чего-то.

— А ты не бойся, не бойся, только и всего! — Плотников положил ладонь на затылок. — Ну, давай, неси свою таблетку!

— Вот, ознакомься — Шумилов протянул сводку Забелину, когда тот появился в его кабинете, — наши коллеги из отдела контрразведки слушали номер Новоселова и сразу доложили сводку генералу.

Прочитав текст, Сергей сказал:

— Недолго ждать пришлось, вот и второй шанс появился. Осталось только узнать место и время.

— Подключи к этому делу всех кого можно: Истомину, Веревкина, агентуру, наружку. Вопрос может перейти в политическую плоскость, как отметил генерал. Если мы их сейчас не возьмем, то рисковать никто не будет — дело придется закрыть. Короче, садись, срочно готовь новый план задержания Красовской. Время у нас совсем нет — завтра план должен быть готов, чтобы показать Кислицыну. И пиши задание на наружное наблюдение.