Родители Люси отличались куда меньшей надежностью. То от них по два-три года не было слышно ни слова, за исключением небрежно подписанной рождественской открытки и, быть может, какого-нибудь сувенира ко дню рождения Лауры, а то вдруг они, никогда не предупреждая заранее, являлись во плоти: пара богатых разговорчивых красавцев, каждый взгляд и жест которых, казалось, источали намеренное недружелюбие.

— Так вот где вы скрываетесь, — заявила Шарлотта Блэйн, выходя из длиннющего, сияющего чистотой автомобиля. Потом, задержавшись на лужайке, она огляделась и сказала: — Что ж, здесь все по-другому, да? — И добавила, уже когда они заходили в дом: — Чудная винтовая лесенка — только я не очень поняла, зачем она там нужна.

— Чтобы было с чего начать разговор, — сказала ей Люси.

Майкл решил, что его тесть сильно постарел с тех пор, как они виделись в последний раз. Стюарт Блэйн (по кличке Пропеллер) мог с прежней легкостью играть в городе в сквош, а в деревне — в теннис, он мог по-прежнему прыгать с вышки и бодро наматывать сколько угодно кругов в бассейне, но лицо его приняло растерянное выражение человека, которому никак не сообразить, куда ушли годы.

По словам Люси, отец как-то сообщил ей, что считает решение Майкла отказаться от ее денег «похвальным»; и вот теперь, когда он сидел, сосредоточив взгляд на кромке бокала с бурбоном, его мнение менялось едва ли не на глазах.

— Ну, Майкл, — сказал он после долгого молчания, — как там дела в этой твоей фирме, то есть журнале?

Ему ответила Люси, и небрежная улыбка, с которой она заговорила о журнале, подействовала на Майкла ободряюще.

— Да мы почти уже и забыли об этом, — сказала она и объяснила, что Майкл договорился с редакцией и работает теперь в свободном режиме.

Все это прозвучало так, как будто в течение месяца ему почти совсем не надо было отвлекаться на «Мир торговых сетей». И после многозначительной паузы она подвела итог. — Кроме того, у него почти готов новый сборник.

— Что ж, замечательно, — сказал мистер Блэйн. — А что с пьесами?

На этот раз Майкл заговорил сам.

— Тут мне пока не слишком везет, — сказал он, хотя, говоря по правде, ему не везло совсем.

Быть может, ранние его пьесы еще валялись где-нибудь у продюсеров небольших театров, однако единственной реакцией на большую трехактную трагедию, стоившую ему такой крови, пока была короткая записка, в которой агент подтверждал ее получение. Теперь она ходила по рукам — путь бесконечный и практически безнадежный. Временами он даже подумывал, не предложить ли ее Тонапакскому летнему театру, но каждый раз удерживался от соблазна. В тот год режиссером летней труппы был нервный, торопливый и нерешительный человек, не внушавший особого доверия; актерами у него подвизались либо расхлябанная молодежь, жаждущая получить членство в «Эквити» [39] , либо ни на что не годные пенсионеры, навеки обреченные быть старше своих ролей. А кроме того, он не вынесет, если пьесу возьмут посмотреть, а потом отвергнут.

— Театр — очень непростое дело, — заключил он.

— Ну да, я знаю, — сказал мистер Блэйн. — Точнее, могу себе представить.

Потом из школы пришла Лаура, и Майкл знал: это значит, что теперь они скоро уедут. Стюарт и Шарлотта Блэйн и как родители никогда не могли пожертвовать ничем, кроме малой толики себя и друг друга, так что было логично не ждать от них особого интереса к следующему поколению. Как только запас деланых восторгов подходил к концу, они, казалось, не обращали внимания на застенчивую большеглазую девочку, которая стояла в своем испачканном травой платье почти вплотную к их коленям, что вынуждало их держать стаканы на весу от греха подальше; так они и пытались поддерживать взрослый разговор, по-клоунски высовываясь с разных сторон из-за ее фигуры.

Когда Блэйны уехали, Майкл обнял жену и принялся благодарить ее за то, как она ответила на вопрос отца.

— Ты меня выручила, — сказал он. — Я был счастлив. Я всегда так счастлив, когда ты… вот так меня выручаешь.

— Ну, я ж не столько тебя выручала, — сказала она, — сколько саму себя.

И ему показалось, что она одеревенела в его объятиях, или, может, это у него одеревенели руки; а может, он просто наступил ей на ногу или они слишком быстро отступили друг от друга, — как бы то ни было, возникло ощущение, что это самое неловкое объятие за всю их совместную жизнь.

Однажды осенью в дверь сарая кто-то постучал, и Майкл обнаружил на пороге улыбающегося Тома Нельсона в старой танковой куртке.

— Пойдешь со мной на фазанов? — спросил Нельсон.

— У меня дробовика нет, — сказал Майкл. — И разрешения на охоту тоже.

— Да и черт с ними, их нетрудно достать. Вполне приличное ружье можно купить долларов за двадцать пять, разрешение тоже не проблема. Я уже пару дней хожу один и вот подумал, что не отказался бы от компании. Решил, что бывший воздушный стрелок по летящей птице не промажет.

Неплохая идея, к тому же было лестно, что Том Нельсон не поленился приехать с таким предложением аж из самого Кингсли; Майкл позвал его в дом, чтобы Люси тоже порадовалась. Они часто бывали на вечеринках у Нельсонов, и Нельсоны много раз приходили к ним поболтать и посмеяться, но даже и при таком раскладе любое подтверждение дружбы со стороны Нельсонов явно приводило ее в восторг.

— Стрелять по птицам? — сказала она. — Что же в этом хорошего?

— Древний дух охотника, мадам, — сказал Том Нельсон. — Кроме того, прогулки на свежем воздухе. Физическая нагрузка.