– Да! Такая рослая, такая… ух! – подхватила Клавдия Васильевна. – Волосы у нее потрясающие. И зубы очень хорошие.

Глеб с подозрением посмотрел на бабушку. Та стояла с невинным видом, сложив руки на животе.

– Глебка, да ты проходи, проходи! – спохватилась мать. – Что же мы в коридоре стоим? Ты голодный? У меня есть фаршированный перец.

Они потащили его на кухню, усадили на стул и в четыре руки принялись за ним ухаживать. Глеб сидел и кипел, как тот чайник, с которого убрали свисток, но забыли снять с огня. Обалденные запахи пробудили в нем зверский аппетит, но чувство справедливости не позволяло наброситься на еду.

– Так что вы тут обсуждали? – спросил он, отхлебнув компот из сухофруктов, который так любил в детстве.

Женщины переглянулись, словно спрашивали друг друга, успел ли Глеб что-нибудь услышать. И если успел, как теперь выкручиваться.

– Хм. Мы говорили о том, что у тебя скоро день рождения.

– Я уже сто раз повторял: не хочу его отмечать. Так что и говорить не о чем. Ну, а еще?

– Знаешь, Глебка, мы за тебя здорово переживаем, – сказала мать. – Нам очень важно знать, что ты влюбился без памяти и именно поэтому женишься. А не потому, что запланировал жениться в тридцать лет и просто выбрал самую достойную кандидатуру…

Она твердо посмотрела ему в глаза, и Глеб вдруг почувствовал такое сильное желание увильнуть от разговора, что даже удивился. Странно. Он ведь совершенно уверен в Дане, в том, что из них двоих получится – уже получилась! – идеальная пара. Почему же тогда трогать эту тему, все равно что нажимать на больной зуб?

– Я вот все думаю, – продолжила Клавдия Васильевна, подлив ему компот, – как это вы с Даной легко спелись? Все у вас просто да ясно. А ведь любовь – это смертная мука.

– Цитируешь какого-нибудь Шекспира?

– Какого-нибудь! Великий человек наверняка перевернулся в гробу, – проворчала бабушка.

Тридцать лет она преподавала в школе литературу и до сих пор время от времени впадала в учительский пафос.

– Ну а почему должно получаться нелегко? – вознегодовал Глеб.

– Когда влюбляешься по-настоящему, кровь твоя меняет электрический заряд, – ответила Клавдия Васильевна и, усевшись напротив внука, в упор посмотрела на него: – И ты искришь, как оголенный провод.

– Когда я узнала, что ты женишься, знаешь, о чем вспомнила? – встряла мать. – О том, что, когда вы с Даной начали встречаться, я долго-долго ни о чем не догадывалась. Месяца два ты крутил роман и по-хорошему должен был вести себя как помешанный.

– А я, значит, не искрил, – с горькой иронией заметил Глеб, – и поэтому нашей с Даной любви вы вынесли приговор.

– Ну, разубеди нас! – воскликнула мать.

– Докажи, что Дана не шла у тебя из головы после первой же встречи, – приказала Клавдия Васильевна.

«Не шла из головы после первой же встречи». Назойливый колокольчик звякнул раз, другой, и Глеб мгновенно вспомнил Агату. Ее невозможное красное платье, гневные глаза и губы, накрашенные ядовитой помадой. Даже хорошо, что она шарахнула его папкой по голове, иначе он глазел бы на нее как идиот. Он вспомнил, что говорил что-то такое обидное про Кареткину, кажется, даже передразнивал ее… Нечто из ряда вон выходящее. Что на него тогда нашло?

Мать и бабка, заметив, как изменилось лицо Глеба, снова переглянулись. До его прихода они были убеждены, что мальчика надо спасать, а сейчас вдруг одновременно засомневались в этом.

– Честно говоря, я не помню, шла или не шла Дана у меня из головы, – рассеянно ответил Глеб, поглядев на бабушку. – Мы познакомились на каком-то вечере… Наверное, не шла, раз мы стали встречаться. Слушайте, хватит разговоров. Если я хочу жениться на женщине, я делаю предложение. Не хотел бы – не сделал.

– Ладно, ладно, – поспешно согласилась мать. – Раз ты совершенно уверен…

– До свадьбы еще целый месяц. Надеюсь, вы не превратите этот месяц в душераздирающий бабский сериал? – У Глеба непонятно почему поднялось настроение.

Хотя это было странно после всего того, что он недавно услышал о своей невесте. Да ладно, бог с ними… В конце концов женщины всегда все драматизируют, им по штату положено.

Глеб съел четыре фаршированных перца, выпил через край тарелки сметанный соус, вытряхнул из стакана с остатками компота изюм и заявил, что ему пора бежать. Женщины немного покудахтали, но возражать не стали. Клавдия Васильевна крепко обняла внука, надела фартук и принялась мыть чашки. Мать отправилась провожать Глеба.

– Кстати, хорошо выглядишь, – сказал тот, поцеловав ее в щеку.

И это было правдой. Она немного поправилась, на щеках появился легкий румянец.

– Я же тебе говорила, что уже полгода не притрагиваюсь. А точнее, сто восемьдесят дней три часа и тридцать шесть минут.

Глеб покачал головой. Он не заметил, чтобы мать смотрела на часы.

– В тебя что, вживили часовой механизм?

– Что-то вроде того. Прости, если мы с бабушкой тебя расстроили, – вздохнула она. – Но это не со зла.