– Значит, они оба любили походную жизнь? Странно, что в доме сохранилось так мало их фотографий. Все больше какие-то парадные снимки из фотоателье. А мне так бы хотелось увидеть маму с папой в неформальной обстановке, понять, чем они дышали…

– А что говорит эта? – Голос Изольды Борисовны приобрел драматический оттенок.

«Этой» она всегда называла Елену Викторовну, не желавшую не только поддерживать родственные отношения, но и вообще признавать их.

– Она говорит, будто мама с папой не любили фотографироваться и снимали только меня. Вот моих фотографий в старых коробках целая тонна. Пока дед был жив, он на все прогулки носил с собой фотоаппарат.

Как только она произнесла эти слова, у нее явственно засосало под ложечкой. Какие-то странные видения промелькнули перед глазами, словно высветились фрагменты прошлого, о которых она позабыла. Высветились и пропали.

– Хм. Послушай, ведь можно найти свидетелей, – высказала идею Изольда Борисовна.

– В каком смысле – свидетелей? – опешила Агата.

– Ну, то есть третьих лиц, которые знали твоих маму и папу. У Олега с Ирочкой были друзья: одноклассники, однокурсники. Ты ведь отлично знаешь, где родители учились. Отыщи их друзей, поговори с ними…

– Раньше мне приходила в голову такая идея, но я все никак не могла решиться. Не было конкретного повода.

– Ой, погоди-ка, – внезапно оживилась Изольда Борисовна. – Я знаю, что у твоего деда был друг. И даже помню, как его зовут – Антипов Владислав Никитович. Он служил архитектором и все хотел учить Ирочку профессии, сделать из нее свою преемницу. Но твоя мама была еще слишком мала, чтобы начать делать карьеру… А просто пристроить дочку на теплое место твой дед не позволял. С характером был мужик, мог бы войти в правительство, если бы не жена. Знаешь пословицу? У разбитого корыта оказывается тот, кто слушает свою старуху.

– А мне кажется, бабушке всегда нравилось быть персоной.

– Конечно, нравилось! – воскликнула Изольда Борисовна. – Но с собственным норовом при этом совладать она никак не могла. Бывают такие дуры, которые сами себя перехитрят. Эх, жаворонок мой, не повезло тебе с бабками.

– Кажется, кто-то напрашивается на комплимент, – засмеялась Агата.

– Будешь говорить мне комплименты в воскресенье, и не раньше, иначе я раздуюсь от гордости и это повредит моему пищеварению. Жду не дождусь, когда увижу твоего Романа. Учти, он должен обаять меня, вскружить мне голову, иначе я его забракую.

– Не заставляй меня нервничать, – проворчала Агата. – Если он тебе не понравится, свадьба будет испорчена.

– Ничего подобного. Просто я забронирую себе возможность когда-нибудь выйти на середину сцены и воскликнуть: «Я ведь тебя предупреждала!»

– Ба, как ты думаешь, мне стоит поискать дедушкиного друга, Владислава Никитовича?

– Поищи, мой жаворонок, поищи. Сидеть на месте очень вредно. По-настоящему встряхиваешься, только когда пускаешься в галоп.

Закончив разговор, Агата сразу же метнулась к компьютеру и ввела в поисковую строку имя дедова друга, архитектора Антипова. Вероятно, придется ехать в Дом архитектора или обращаться в какой-нибудь союз, чтобы узнать, как с ним связаться. С одной стороны, друг деда вряд ли мог знать о тайне его дочери. С другой стороны, Антипов был не просто другом, а лучшим другом, и это давало определенную надежду. Кроме того, Агата могла похвастаться отличной интуицией. В отличие от Гаврилова она, еще не видя клиента, уже могла сказать, удачный будет контракт или нет. Сейчас у нее явственно чесались локти – верный признак того, что архитектор Антипов именно тот, кто ей нужен.

Прежде чем выйти из машины, Дана припудрила нос и провела по губам бесцветным блеском. Помаду она не любила – губы у нее и так достаточно сочные для того, чтобы у мужчин появлялось желание их целовать. Конечно, с температурой и больным горлом Глебу не до поцелуев. Ну, значит, она будет для него просто прекрасным видением. Девушке следует держать марку с утра до вечера и не расслабляться. Расслабишься – кто-нибудь обязательно столкнет тебя с дороги. Ведь подножку интереснее всего подставлять тому, кто быстро бежит.

Дверь ей открыла Кристина, которую Дана по традиции поцеловала в щечку. До того, как от нее сбежал жених, младшая сестренка Глеба так и лучилась оптимизом. Из-за неутомимой улыбки и оживленного блеска в глазах она казалать чуть ли не восторженной дурочкой. Но, пережив личную драму, девушка сильно изменилась. В ее лице появилась чувственность, которой Дана втайне завидовала.

– Ну, как наш больной? – спросила она, бросив сумочку на банкетку и озабоченно хмуря брови.

– Температура упала до тридцати семи и семи, – доложила Кристина, глядя на Дану с обожанием. – Съел две ложки творога, выпил стакан морса.

Она считала, что, добившись любви этой девушки, брат сорвал банк. Предыдущие его подружки не шли с ней ни в какое сравнение. Все они были недостаточно хороши для Глеба, и он, кажется, это тоже прекрасно понимал. Ведь жениться на Дане все равно что жениться на принцессе. Да она и есть принцесса, учитывая деньги и влияние ее папочки.

– Привет, милый! До сих пор не понимаю, как пожар мог начаться в такую грозу? – ворчливо сказала Дана, входя в комнату, где на подушках возлежал Глеб. – Из-за этого пожара ты едва не подхватил пневмонию. Марго сказала, ты явился в таком виде, что напугал бабушку.