Шрифт:
Кир молча улегся рядом с Кулаком. Сам завел руки назад.
Один из охранников – пока остальные стояли с арбалетами наготове – сноровисто стянул ему запястья ремешком. Крепко, надежно, но без особой жестокости, что вселяло малую надежду на благополучный исход беседы с Медренским. Челядь по обыкновению чутко отзывается на настроение хозяина. Никогда не упустят возможности покуражиться, если знают, что это им сойдет с рук.
– Поднимайтесь – и вперед! – скомандовал тот стражник-весельчак, что говорил первым.
Они поднялись по вырубленной в скале лестнице (тьялец подумал, что, когда спускались, она показалась вдвое короче), миновали несколько разных дверей – хлипких и окованных железом, закрытых и распахнутых настежь, свернули пару раз и оказались снова в главном зале замка. Ошибки быть не могло – камин, на стенах знамена и щиты, оружие и охотничьи трофеи. В кресле на возвышении восседал ландграф. Его светлость Вильяф Медренский. Рядом с ним – какой-то человек с бородкой клинышком и золотой серьгой в ухе. Гость сидел, непринужденно развалясь и закинув ногу за ногу. В отличие от хозяина, который словно кол проглотил и вдобавок барабанил пальцами по подлокотнику. Медведи, вырезанные на спинке кресла, занесли корону так, словно собирались стукнуть его светлость по темени. Скрываясь в темном углу, замер Джакомо Череп, скрестив на груди могучие руки. Горящие факелы бросали отблески на его наголо обритую голову.
– Явились, лазутчики?! – то ли спросил, то ли обрадовался ландграф.
Кондотьер пожал плечами и с ответом не спешил. В самом деле, зачем? Кто позвал, тот пусть и говорит.
– Ишь, молчат! – воскликнул его светлость, обращаясь к болтающему ногой соседу. – Гордые!
Тот сбил соринку с рукава и промолчал.
– Ничего, гордость легко выбить можно! – оскалился ландграф. – Вместе с зубами!
Джакомо пошевелился в углу, всем видом выражая готовность начать выбивать гордость и зубы немедленно.
– Вы говорить собираетесь? – вдруг нахмурился Медренский. Кир заметил, что для его светлости смены настроения так же обычны, как морозы для зимы в Гронде.
– Если вы, господин граф, думаете, что мы будем просить помилования, то ошибаетесь, – неторопливо и внушительно проговорил Кулак. – Но просто побеседовать… Отчего бы и нет?
Сосед Медренского с интересом глянул на кондотьера, потер ногти о рукав. Осмотрел их, подышал, потер еще раз. Будто когти точил.
– Нет, вы слышали, господин барон! – воскликнул Медренский. – Он не прочь побеседовать! Каков мерзавец!
Барон подкрутил ус, прищурившись, уставился на наемников. Под его медово-желтыми глазами Киру стало очень неуютно. Смотрит, словно оценивает – не съесть ли? А если съесть, то на завтрак или обед? Сытая ленца и полное превосходство.
– Я слыхал о некоем кондотьере по кличке Кулак, – произнес он медленно, растягивая слова на западный манер. Медренский заинтересованно повернулся, но загадочный барон уже замолчал. Снова принялся полировать ногти.
– Значит, ты хочешь побеседовать? – после затянувшегося молчания порывисто воскликнул ландграф. – Тогда начинай первым! Зачем вы хотели меня выманить? Меня интересует истинная цель! Ну же!
Кулак откашлялся.
– Что ж, господин граф, скрывать не буду. Меня прислал генерал Риттельн дель Овилл.
– Больше похоже на правду, чем сказки об Айшасе! Продолжай!
– Генерал хочет предложить вам мир. И союз.
– Да? Вот как? Именно поэтому он бросил полк на штурм моего города?
– А как бы вы вели себя на его месте? – и глазом не моргнул седобородый. – Лишний довод.
– Довод? Ах, вот как? Грабить и убивать мирных жителей! Это лишний довод?
– Если они откроют ворота, никто не пострадает. Так что если вам дороги жизни ваших подданных, господин граф…
Барон Фальм резко выпрямился на стуле. Стукнул каблуками об пол. Повторил с нажимом:
– Я слыхал о кондотьере по кличке Кулак.
– И что с того, барон? – раздраженно бросил Медренский. – Что толку от слухов?
– Не скажите, любезный господин граф, не скажите… Порой слухи дают пищу для размышлений, а умный человек может выудить из бесполезных, казалось бы, сведений те, которые потом можно использовать для собственного блага. Или блага небезразличных ему людей.
– Да? И какой побасенкой про бравого кондотьера вы меня порадуете?
Джакомо Череп позади них скорчил зверскую рожу. В его оскале ясно читалось: ни единого хорошего слова о Кулаке он не слыхивал ни разу в жизни.
– Насколько я помню… – неспешно промолвил Фальм. – Насколько я знаю, восемь лет назад, во время войны в горах Тумана, некий Кулак командовал карательным отрядом. – Скосив глаза, Кир увидел, как закаменели челюсти Мудреца. Кондотьер сохранял видимое спокойствие, но его плечи заметно напряглись. – Имперцы называли эту войну Мокрой… Почему?
Кулак вздрогнул, но не ответил.