Шрифт:
Сколько продолжалось наше путешествие? Один Сущий Вовне ведает.
Мне показалось, что минули, самое малое, сутки. Думаю, на самом деле времени прошло гораздо меньше.
Стуканец – вредное животное... Нет бы рыть ходы прямые да ровные. Как же, дождешься. Нора виляла, как старатель после затяжных посиделок в «Развеселом рудокопе». Сворачивала то вправо, то влево. Поначалу стала забирать круто вниз. Я даже забеспокоился, если в плотном коконе охватывающего меня ужаса оставалось место для такого мирного и уютного чувства, как беспокойство, что все, конец, не выберемся никогда. Избежали погребения по-трейговски, в огне, схлопочем по-веселински, с хорошим курганом над головой. Чем наши холмы не курган?
Потом, правда, пол выровнялся, и вскоре ход начал подниматься.
Вот тут-то, прибавив скорости на радостях, я пребольно стукнулся лбом о выступающий из кровли обломок породы. Аж искры из глаз посыпались. Никакого огнива не нужно.
Ну что же я такой невезучий?!
Скорее от обиды, чем от боли, я завернул парочку настолько отборных словесных пируэтов, что сопящий позади телохранитель удивленно крякнул. Он за свою тысячу лет вряд ли мог где услышать подобное. Я бы тоже не узнал, если бы не общался в детстве и отрочестве с отцовским псарем – Клеоном. Уж он-то любил соленые словечки, которые мы, мальчишки, с наслаждением ловили и запоминали. Позже они надежно забылись, как я думал. Сколько ни секли меня в Школе, где у отцов-наставников были весьма в почете телесные наказания, как ни пороли перворожденные за недоимки, никогда себе такого не позволял. А тут – на тебе – всплыли. Да еще в компании девочки-подростка и убеленного сединами сида. Мак Кехта, хоть и дама, не в счет, потому как без сознания.
– Ничего, Эшт, терпи. – Этлен произнес это без насмешки, скорее с пониманием. – Жить хочешь – терпи.
Терплю. Что остается? Спасибо на добром слове.
Я потрогал пальцами стремительно вспухающую шишку – кроме всего прочего еще и ссадина с вершок – и пополз дальше.
Два поворота направо. Что ж он кругами-то ползает? Один – налево... Мы вывалились, как поначалу показалось, на свободу. Я даже готов был поверить, что настала ночь, так как тьма продолжала нас окутывать непроницаемой завесой. Глупые надежды.
– Зажги факел. – Этлен, похоже, догадался обо всем раньше. Жизненный опыт есть жизненный опыт.
Ладно, зажгу. О чем речь?
Голубоватые искры, сорвавшиеся с кресала, упали на высушенный гриб-трутовик. Затеплился маленький, бледный язычок пламени, от которого я поджег одну из веток.
Как только неровный свет факела упал на наши перепачканные потом и грязью физиономии, Гелка кинулась ко мне:
– У тебя кровь на лбу, Молчун! Дай вытру.
Хорошо, что всего лишь кровь. Я-то думал, мозги вылезут.
Осторожно потрогал пальцем край шишки. Верно. Кровь. Присохшая корочка. Вот пусть так и остается.
– Спасибо, белочка. Не надо тереть. Все в порядке. Дай оглядеться сперва...
А что там «оглядеться»? Оглядывайся не оглядывайся, и так все ясно. Мы угодили в старую выработку. Об этом можно было догадаться по почерневшим от времени крепежным венцам, провалившимся под тяжестью породы горбылям затяжки, никем не убираемым кучам обломков у стенок. Скорее всего, заброшенная рассечка. Штольнями уже лет двести никто не пользовался. По мере истощения запасов самоцветов работы уходили все глубже и глубже под холмы. А штольня нужной глубины не даст. Поэтому на Красной Лошади били в основном шурфы, а уж из них – рассечки.
Воздух в подземелье стоял затхлый, а значит, проветриванием и не пахло. Это подтвердило первоначальные предположения о заброшенности выработки. Старатель до такого состояния собственную рассечку не доведет.
Пока я крутил головой, разглядывая окружающие нас почерневшие деревяшки и грубо обтесанные стены, Этлен осмотрел феанни. Не знаю, может, у сидов голова по-другому устроена, но если бы меня волокли за шиворот по камням, как мешок с репой, то для поддержания бессознательного состояния не помешала бы пара-тройка хороших ударов по темечку.
– Еще немного времени, и она будет в порядке. – Телохранитель поправил локон госпожи, выбившийся из-под кольчужного капюшона. – Совсем немного.
Я кивнул. Действительно, Мак Кехта сейчас производила впечатление скорее мирно спящей, чем оглушенной. Глядишь, и оклемается.
– Молния ее не коснулась? – Магическое поражение могло бы во многом объяснить такое долгое восстановление сил.
– Нет. Попала рядом.
Этлен помолчал.
– У них сильный чародей.
– Я видел.
– Очень сильный. – Сид продолжал рассуждать вслух. – Таких бы десяток на поле у Кровавой Лощины – и исход последней войны мог стать совсем иным.
– Ты был там?
– Был. Расскажу, если тебе интересно. Но позже. Сейчас нужно искать выход.
Возражать глупо. Мне уже до смерти надоели мрак, спертый воздух и постоянное ощущение тяжести над головой.
Этлен одним движением поднялся и, слегка пригибаясь – все же выработка была для него низковата, двинулся в правую сторону. Правильно. Слева – тупик. Забой, весь исчирканный ударами кайла. Кое-где на нем поблескивали кристаллики обманки и кварца. Выйдя из освещенного круга, сид перестал для нас существовать. Звука шагов тоже не услыхать.