В свою очередь шеф, раздобрев от съеденного и выпитого, пришел к выводу, что в мальчишке, пожалуй, нет ничего такого, что не исправила бы твердая мужская рука да пара хороших порок. Жаль, что матери приходится мучиться с ним одной, похоже, она славная женщина. Подчистив хлебом остатки яичницы, он сказал:

— Теперь вроде получше, миссис Стюарт, это точно. Вы не представляете себе, что такое для вдовца — поесть домашнего. Но моим ребятам говорить об этом не стоит.

— Господи, — миссис Стюарт испуганно приложила ладонь ко рту, — я же совсем о них забыла! Я в момент сварю еще кофе. Их там сколько?

— Пятеро. Да вы не переживайте, мэм, ребята позавтракают после дежурства. — Дрейзер повернулся к Джону Томасу: — Как, готовы, молодой человек?

— Ну… — Джонни вопросительно посмотрел на мать. — Мама, а может сделать им завтрак? Все равно надо еще будить Ламмокса и кормить его.

К тому времени, как Ламмокс был разбужен, накормлен и Джон Томас все ему объяснил, а каждый из пяти полицейских, плотно позавтракав, приканчивал по второй чашке кофе, происходящее больше напоминало прием гостей, чем арест. Только в восьмом часу процессия направилась в город.

Когда Ламмокса посадили наконец в клетку, сооруженную перед зданием суда, стрелки перевалили за девять. От аромата стали пленник был прямо в восторге, он все порывался отщипнуть кусочек от своего застенка; вот уж где Джону Томасу пришлось проявить непреклонность. Войдя в клетку вместе со своим другом, он, где лаской, где сказкой, успокаивал его как мог, пока сварщики заделывали намертво дверь. Джон Томас, еще только первый раз посмотрев на массивную стальную решетку, понял, что дело плохо; он ведь так и не успел сказать шефу Дрейзеру, что против Ламмокса хуже стали и быть ничего не может.

Теперь говорить было поздно, тем более сам шеф явно гордился своим детищем. Времени на заливку бетонного фундамента не хватало, поэтому он заказал большущий ящик со стенками, дном и крышкой из стальных решеток; одну из сторон ящика оставили открытой и заделали только тогда, когда Ламмокс оказался внутри.

Больно они все умные, думал Джон Томас. Ну и ладно, не хотят спрашивать, и не надо. Он решил, что просто пригрозит Ламмоксу, чтобы тот вел себя хорошо и не вздумал покушаться на клетку.

А вот слушаться Ламмоксу на этот раз не хотелось, у него было настроение поспорить. По его мнению происходящее выглядело глупее некуда: все равно что запереть голодного ребенка, обложив его со всех сторон тортами. Один из рабочих навострил слух, опустил сварочную горелку и сказал:

— Слышь, она что, еще и говорить умеет?

— Умеет, — хмуро ответил Джон Томас.

— Надо же! — Сварщик еще раз посмотрел на Ламмокса и вернулся к своей работе. Внеземные существа, разговаривающие как люди, в общем-то были не в диковинку, особенно в телевизионных сериалах, и, казалось, рабочего ответ Джона устроил. Но вскоре он снова прервал работу. — Терпеть не могу, когда эти твари разговаривают, — объявил он, ни к кому вроде бы не обращаясь.

Джон Томас промолчал, да и что можно было сказать на такое заявление.

Время еще оставалось и Джон Томас решил заняться медицинским, а точнее ветеринарным обследованием Ламмокса; последние дни Джона кое-что беспокоило. Первый раз он заметил странные симптомы наутро после незабываемой прогулки; там, где у обычных животных положено быть плечам, у Ламмокса появились какие-то две припухлости. Ко вчерашнему дню они вроде как увеличились, и Джона это сильно встревожило: он ведь думал, что это просто ушибы… хотя, если честно, ушибить Ламмокса — дело сложное.

Странные вздутия не давали Джонни покоя. Скорее всего Ламмокс получил их, занимаясь бегом по пересеченной местности. Выстрел мистера Ито практически не оставил на нем следов: легкий ожог там, куда угодил снаряд, — вот и все. Будь на месте Ламмокса танк, тут бы ему и крышка, но этому красавцу снаряд — вроде хорошего шинка мулу… чуточку удивится, и только.

Не похоже, чтобы Ламмокс поранился, когда пролезал сквозь теплицы. Скорее всего это случилось, когда он упал с виадука. Джон Томас знал, что окажись на месте Ламмокса любое достаточно крупное земное животное, например слон, такое падение живо отправило бы его на тот свет. Конечно, Ламмокс с его внеземной конструкцией не так хрупок, как слон, но все равно расшибиться он мог прилично.

Ничего себе! Припухлости стали больше, теперь это были самые настоящие опухоли. Шкура на них сделалась мягче и тоньше, совсем не похоже на броню, которая покрывала остальное его тело. А что, если и у Ламмокса может быть рак — например, от ушиба. Этого Джон Томас не знал, и спросить было не у кого. На памяти Джона Томаса Ламмокс никогда не болел; отец вроде тоже о болезнях ничего не рассказывал. Ламмокс не менялся, он оставался как был — вчера, сегодня, всегда, — разве что становился при этом больше и больше.