Я не успел ей ответить: вмешался Джейк.

— Хильда, радость моя, в разведывательной экспедиции действуют те же правила, что на борту в полете. Нам и здесь необходим капитан.

Шельма повернулась к мужу:

— Согласна, сэр. Но позволено ли мне будет обратить ваше внимание на то, что мы еще не вышли ни в какую экспедицию? Зебби советовался с тобой — с Дити и со мной он не советовался. Нас он только опрашивал, да и опрашивать мог бы почаще. А в остальном он только и делает, что распоряжается. Кто мы такие, по-твоему, Зебби? Дурочки-самочки, с которыми можно не считаться?

Если тебя поймали на месте преступления, отдайся на милость суда.

— Шельма, ты права, а я глубоко не прав. Но прежде чем ты вынесешь приговор, я прошу учесть смягчающие обстоятельства: молодость и неопытность плюс долгая верная служба.

— Так не может быть, — вмешалась моя любящая жена, моя неизменная опора в превратной судьбе. — Либо то, либо другое. Твои смягчающие обстоятельства взаимно несовместимы.

Шельма приподнялась на цыпочки и поцеловала меня в подбородок:

— В случае Зебби совместимы. Тебя все еще волнует вопрос о том, где достать фляги?

— Безусловно!

— Так отчего же ты не спросишь?

— Я спросил!

— Нет, капитан Зебби, не спросил и даже не дал нам времени высказаться.

— Извини, Хильда. Мне приходится думать о стольких вещах сразу.

— Знаю, милый, Шельма это тебе не в упрек говорит. Но надо же было как-то до тебя достучаться.

— Ну да. Бейсбольной битой. Это бейс-больно.

— Потерпишь. Так не подойдет ли на роль эрзацфляги грелка?

Шельма все-таки совершенно непредсказуема.

— Это что же, когда мы уносили ноги, спасая свою шкуру, ты беспокоилась о том, не замерзнет ли эта шкура в постели? И прихватила грелку?

— Две, — ответила Дити. — Одну взяла тетя Хильда, другую я.

— Дити, у тебя по ночам ноги не мерзнут, у меня тоже.

— Слушай, Дити, — сказала Шельма, — он действительно настолько наивен или притворяется?

— Боюсь, действительно, тетя Хильда. Но он трогательный.

— И храбрый, — присовокупила Хильда. — Только немножко отставший в развитии. У него и правда долгая служба не исключает неопытности. Такой уж он у нас.

— О чем это вы? — насторожился я. — Ну-ка, выкладывайте.

— Тетя Хильда имеет в виду, что, когда ты переоборудовал Аю, ты не удосужился установить биде.

— Ох, — сказал я. Никакого более остроумного ответа в голову мне не пришло. — Об этом я как-то не подумал.

— Естественно, Зебби. Хотя мужчины тоже иногда ими пользуются.

— Зебадия пользуется. И папа тоже. Биде, я имею в виду, не грелками.

— А я имею в виду именно грелки, милая. Не исключено, что в качестве офицера медслужбы я сочту нужным поставить капитану клизму.

— Ни в коем случае! — запротестовал я. — Грелки не для этого.

— Для этого тоже. Зебадия, мы взяли с собой соответствующие наконечники.

— Но не взяли четырех дюжих ординарцев, чтоб держать меня за руки и за ноги. Ладно, пора отправляться. А что бы ты, Шельма, мне сказала, если бы я догадался спросить у тебя совета?

— Я бы сказала вот что — только это не совет, а констатация факта: в такую жару и в тренировочном костюме на восемь размеров больше моего я не пойду ни на какую вылазку. Вы, пожалуйста, играйте себе в ковбоев и индейцев, а я посижу в своем уютном кресле и почитаю «Оксфордскую антологию английской поэзии». Спасибо, Джейкоб, что ты ее захватил.

— Хильда, дорогая, я буду волноваться.

— Обо мне волноваться нечего, Джейкоб. Я всегда могу приказать Ае запереть дверцы. А вам я только мешала бы. Вы трое обучены драться, а я нет. — Шельма повернулась ко мне, — Капитан, поскольку я не иду, то мне сказать больше нечего.

Что оставалось сказать мне?

— Спасибо, Хильда. Дити, тебя что-нибудь беспокоит?

— Да, сэр. С тяжелыми ботинками и глухим костюмом я как-нибудь справлюсь, несмотря на жару. Но мне хотелось бы, чтобы вы с папой все-таки взяли свои меч и саблю. Может быть, рядом с винтовками они и правда немногого стоят, но мне будет спокойнее.

— Если бы я шла с вами, — вставила Хильда, — я сказала бы то же самое. Возможно, это просто эмоциональные последствия того, что произошло.