Потом вдруг оказалось, что я действительно капитан — и все стало по-другому. Я перестала стараться им осточертеть. Я стала тревожиться за них. И стала — просто стараться.

Сначала мой муж по вполне очевидной причине захотел найти кустик — и я неожиданно поняла, что на него может напасть бантф. Не барсумианский бантф, а какой-нибудь местный хищный зверь.

Вот я и приказала учредить вооруженную охрану. И ввела правило не ходить в одиночку. Обременительное правило, но я потребовала, чтобы оно неукоснительно соблюдалось… и ощутила наконец, какой груз лежал на Зебби.

Но кое-что мне было вполне под силу усовершенствовать: я решила сделать так, чтобы мы могли спать в машине.

Пространство за переборкой позади задних сидений было очень плохо организовано. До наступления темноты оставалось примерно шесть часов (перемещаясь на запад, мы частично нагнали солнце), и я велела вытащить наружу все, что находилось в этом пространстве.

Там было достаточно места, чтобы Зебби и Дити могли улечься на разостланном спальном мешке, укрывшись одеялами. Ну а мы с Джейкобом позаботились о себе так: кресла пилотов сдвинули вперед, насколько позволяли установочные болты, откинули их почти горизонтально, щели выровняли мягкими подушками, под ноги пристроили твердые подушки с задних сидений, положив их на коробки, которые все равно больше ни на что не годились, я намеревалась их выбросить, раз уж решила навести в машине порядок. Постель была, возможно, и не первоклассная, но слабое тяготение и мой ласковый супруг придавали ей исключительную привлекательность.

Купание — в речке, холодной! — с соблюдением тех же правил, что и при посещении кустиков: с вооруженной охраной. Тщательно намылиться на берегу, окунуться и ополоснуться — поживей! — выпрыгнуть и растереться докрасна. Примитив? Роскошь!

Тут же возникли трудности. Взять хотя бы проблему кустиков. Разумеется, мне было известно, что отхожее место следует устраивать подальше от стоянки, обязательно ниже по течению и так далее: гигиенический устав для лагеря древен, как Ветхий Завет.

Но мой первый приказ требовал, чтобы машину покидали одновременно не более чем двое и не менее чем двое, причем один должен быть вооружен, — остающиеся винтовка и пистолет предназначались для охраны Аи.

Не успела я наспех отдать это приказание, как на меня грудой кирпичей обрушилась жестокая истина: я, малышка невыросшая, отвечаю теперь за жизнь четверых человек. Поначалу мое распоряжение казалось не только логичным, но и необходимым и осуществимым: Джейкоб будет охранять меня, Зебби будет охранять Дити, мужчины — друг друга.

Но я кое-что упустила из виду. Ведь мой приказ требовал: а) чтобы один мужчина с винтовкой всегда находился при машине; б) чтобы время от времени наши мужчины оба отходили от машины.

Поскольку это невозможно, я внесла поправку: когда мужчины уходят по естественной надобности, мы, женщины, запираемся в машине. Откуда мне было знать: может быть, на этой планете самый страшный из зверей не опаснее Алисиной бегемошки, а может быть… В общем, поскольку точно ничего известно не было, я просто обязана была исходить из того, что за каждым кустом прячется по меньшей мере тигр.

Да что там: могло оказаться, что сам кустик — хищник.

Я на лету, не успевая переводить дыхание, усваивала то, о чем большинство людей и не подозревает: «неограниченная» власть командира — это не свобода, это смирительная рубашка. Командир не может действовать, как ему хочется, — не может никогда, потому что каждую минуту, днем и ночью, отвечает за своих подчиненных.

Он не имеет права рисковать сам, если есть хоть малейшая возможность избежать риска. Его жизнь не принадлежит ему, она принадлежит его подразделению.

Когда мне навязали капитанство, я решила, что мы не двинемся с места, пока не переоборудуем Аю Плутишку таким образом, чтобы все мы четверо могли спать в безопасности и комфорте, не опасаясь, как бы не затекли ноги.

ШЕЛЬМА об этом не думала; КАПИТАН ХИЛЬДА БЕРРОУЗ подумала об этом немедленно. Капитан Зебби думал об этом во время нашей первой стоянки, но позволил себя уговорить.

Я знала, что смогу переустроить машину так, чтобы мы все могли спать за запертыми дверьми. Но на это потребуется время, старание и физическая сила, а я только что отдала приказ, по которому один или оба наших носителя физической силы будут отвлекаться от дела — сколько раз в сутки? Нас ведь четверо. И в таком деле человека не поторопишь. Я с содроганием представила себе, как могут подвести даже самые безотказные рефлексы, если над тобой стоит человек с ружьем — хотя бы и любимый человек с ружьем.

Что же делать?

Отменить приказ?

Нет!

Отмени приказ, если нашелся более удачный вариант решения проблемы. Но пока его нет, не отменяй. Местечко было славное, и тем не менее где-то поблизости мог притаиться этот самый бантф. Или бука. Или бяка. Или буджум. Особенно буджум. Вот пойдет Зебби по своим делам, отойдет чуть подальше, чем необходимо по соображениям удобства и приличия, и все: «без слуху и духу внезапно пропал» [43] .

А именно Зебби доставлял мне хлопоты — Зебби, который вроде бы и не думал перечить новому капитану.