— Ну что ж, коль ты ей доверяешь, вели ей помурыжить его рукопись недели три, а сама тем временем что есть мочи дави на него — пусть ищет работу, — советую я. По причинам, доныне остающимся для меня неизвестными, я старательно помогаю Джой заманить этого Скотта Арнольда в свои сети и каким-то образом заставить его снова зарабатывать деньги. Может, потому, что теперь она вызывает во мне больше симпатии. А может, потому, что в случае неудачи со Скоттом она скорее всего попросит взаймы у меня — и я в конце концов дам ей эти деньги.

По ее словам, сейчас у нее проблемы с наличностью. В сущности, не хватает даже на оплату квартиры за следующий месяц. Она рассчитывала получить некоторую сумму за лекционное турне по Новой Англии, но ее литературный агент вынужден был отменить его — интерес к гротесковому изображению секса, по всей видимости, угас.

— Скажи ему, что единственный способ отвлечься от книги — это заняться поиском работы, звонить, ходить на собеседования. — (Неймется мне в моей кухне!) — Когда он найдет наконец работу, ему будет уже не до книги. Если же ничего не получится с работой, скажи своей Франни Фаген, чтобы вернула рукопись с заключением, что книга захватывающа, но ее следует полностью переделать.

— Зачем?

— Да затем, что мысль о необходимости заново переписать две тысячи страниц приведет его в такой ужас, что он еще усерднее займется поисками работы.

— Да, но тогда он наверняка захочет, чтобы этим делом — переписыванием — занялась я.

— Так что тебе мешает?

— А то, что такой гадости мне в жизни не приходилось читать. Я знаю, ты не слишком высокого мнения обо мне как о писательнице, но уж понять-то, что хорошо, а что плохо, я в состоянии, а его писанина просто ужасна.

— Тогда скажи ему, что занята, сама пишешь новую книгу и на его рукопись у тебя просто нет времени.

— Бог мой, вот, кстати, еще одна проблема на мою голову. Он все просит почитать мою новую книгу, а у меня всего-то пятьдесят страниц написано. Об этом я, конечно, ему не сказала.

— А сама ты что о ней думаешь?

— Да неприличная она. — Коли сам автор это говорит, можно наверняка сказать: полная порнуха.

— А почему бы тебе быстренько не накатать чего-нибудь? — спрашиваю я.

— Не могу. Тыщу раз тебе говорила — у меня застой.

— Так выйди из него, — беспощадно отвечаю я. — Напиши готический роман. Вообрази себя Дафной Дюморье.

— Ну что ж. — Далее следует долгая пауза. Она всерьез обдумывает мое предложение. — А что, это неплохая мысль. Можно сочинить что-то вроде пародии на нее, это вполне пройдет. Уж сюжеты накручивать я пока не разучилась.

Мне становится страшно — а вдруг она и вправду напишет нечто подобное и снова станет знаменитой, независимой, богатой — счастливой опять станет? Но нет, этого просто не может быть. Слишком она свыклась со своим образом развратницы и наркоманки, чтобы сочинить историю наивной, добродетельной и целомудренной женщины, какой положено быть героине готического романа.

— Тогда пиши побыстрей, — говорю я ей. — Если будешь тянуть, у него могут возникнуть подозрения.

— Не знаю, смогу ли. Я так медленно печатаю.

— Я знаю одного врача-диетолога, он до сих пор некоторым своим пациентам выписывает десекдрин.

— Нет. Этим я больше не занимаюсь.

Вот уж неправда. Когда она звонит, то щебечет чересчур уж весело. Ни одна женщина ее возраста, находясь на грани нищеты (а возможно — и ареста), не в состоянии пребывать в таком благодушии без того, чтобы время от времени не поддерживать себя парочкой пилюль психотропного свойства.

А может статься, все это ложь, и никакая нищета ей в действительности не угрожает. Она вполне способна зажать энную сумму на счету, открытом на ее имя в каком-нибудь швейцарском банке одной из знакомых ей супруг магараджи, — просто она забыла о нем рассказать. С ней всякое может быть.

— Ну хорошо, попробуй с готическим романом. Это дело может оказаться увлекательным, — говорю я, хотя мысль о том, как она, сидя в своей берлоге из трех с половиной комнат, будет выжимать из себя пространные цветистые описания величественных особняков постройки прошлого века и почтительных слуг, вызывает во мне содрогание.

В конце концов она частично следует моему совету. Она отдает Франни две тысячи страниц Скоттовой писанины, не сказав ни слова о своих планах подцепить его на крючок.

— Ей не надо ничего объяснять, — говорит Джой при нашей следующей встрече.

Она стоит ко мне спиной, глядя из окон моей квартиры на Семьдесят пятой улице. Да, а я рассказала о том, что, выйдя замуж за Кеннета, я переехала в новую квартиру, ближе к центру и вдвое больше, чем прежняя? А про то, что она занимает два этажа и наверху есть четвертая спальня, которую я превратила в свою мастерскую? А про то, что размеры моих холстов увеличились с два-на-два на три-'на-шесть и мы подумываем купить участок в Хэмптоне и построить загородный домик?