— Вы и в самом деле хотите, чтобы я позвонил ему? — промолвил он.

Я целых десять минут тут распиналась, нападая на него, а он — вот уж действительно царь зверей — спокойно выжидал, пока я закончу. Отчего же не развлечься, пусть себе полает собачонка. Укусить-то не посмеет. У нее хватит ума понять, что противник намного сильнее и злее. Чувство страха ей знакомо.

А страх сдерживает.

Страх отрицает свободу воли. И он говорит мне: ты — животное слабое, более слабое и более кроткое. Линия, которой мне не переступить, не мной начертана. И это меня бесит.

Но страх также и сближает.

Благодаря страху я опиралась на поддержку двух мужей, которые помогали мне растить детей, платили за мои холсты и краски. Кормили меня. Удовлетворяли в сексуальном отношении. Увеличивали мой небольшой личный счет в банке. Страх учит тебя уживаться с другими людьми.

Теперь возьмем Джой. Ей не хватает страха. Как той обезьянке, которая, где приворовывая, а где забавляя публику своей ловкостью, снует взад-вперед, то и дело переступая черту.

Другое дело — Мариза. Она выше страха, выше ярости. Она богиня. Она святая.

Я ни за что не хотела бы увидеть ее воочию. Пусть она останется в моем сознании легендарной личностью, величественной женщиной, неподвластной миру мужчин, как Эвринома, Артемида, Изида. Куда они все подевались? Отчего так случилось, что в результате двух тысячелетий господства христианской религии единственной богиней, достойной поклонения, оказалась Дева Мария, подвергавшаяся беспрестанным гонениям, обездоленная в сексуальном плане?

Бедняжка мадонна. Славная маленькая девственница. Рожала в хлеву. Потом бежала в Египет. И всю свою несчастную мученическую жизнь знала лишь страдания да страх. И разве ей хоть раз пришло в голову восстать против всего этого? Да как можно! Лишь колена преклоняла, боготворя собственного сына.

Скотт пошевелился на своем стуле. Я посмотрела на него и прочла в его лице нечто, смахивающее на сочувствие. Заходящее солнце, лучи которого проникали сквозь чисто вымытое оконное стекло, озаряли его густые черные волосы.

— Франни тоже понравилась Мариза. Кстати, это одна из причин, по которой она приняла мою книгу.

— Не верю.

— Но это действительно так.

— По словам Джой, вы выставили Маризу настоящей сукой. Она сказала мне, что ваша книга — насквозь мужская, и, по мнению Франни, публика будет рада возможности перемывать косточки такой богатой женщине, как Мариза.

— Джой поняла неверно. В действительности Мариза — одна из многих героинь моей книги. Кстати, в ней немало и мужских персонажей.

— С которыми Мариза не в ладах?

— Вовсе нет. Она славная. Хотя, боюсь, и не так красива, как вы себе ее представляете. Особенно когда у нее ячмень на глазу.

— Она подвержена ячменям?

— Ага. Большим и красным.

— Несомненно, оттого что слишком много видит.

— Или оттого что не промывает свои линзы. И еще она говорит без умолку. Я подшучиваю над этим ее свойством в книге.

— Да уж, не сомневаюсь.

— Но главное — я нарисовал ее образ таким, что он вызывает симпатию у читателя. Вот спросите у Франни. И вообще мою книгу никак нельзя назвать антифеминист-ской. Скорее, я пытался добраться до истины, оставаясь объективным.

— Так что же, по-вашему выходит — Джой мне солгала?

Но вопрос носил чисто риторический характер, потому что я уже поняла: так оно и есть, она способна тольколгать.

Он пренебрежительно повел плечами.

— В этом она преуспела.

— О Господи, я чувствую себя такой дурой.

— Она ведь и меня околпачила. Во всяком случае, в первый месяц нашего с ней общения.

— Я начала было уже прозревать и даже подумывала, как бы ее наказать за все ее штучки. Она прекрасно понимала, что я настроена против нее и все-таки сумела опять обвести меня вокруг пальца, вызвав во мне те чувства, которые были ей на руку.

— Вероятно, интуитивно она почувствовала ваше отношение к Маризе и сыграла на нем, — заметил он. — Она верно рассчитала, что это может побудить вас помочь ей снова встать на ноги. Ибо теперь, когда ее планы в отношении меня сорвались, ей как никогда необходима ваша помощь.

— Скажите, а вы были против того, чтобы Мариза имела прислугу или это тоже неправда?

— С какой стати мне возражать против прислуги?

— Джой сказала, будто вы хотели, чтобы Мариза сама готовила вам завтрак.

— Поверьте мне, Мадлен, дело было вовсе не в прислуге. Ее присутствие в доме скорее укрепляло, нежели разрушало нашу семейную жизнь.

— Почему же вы тогда развелись?

— В сущности, я не обязан давать вам ответ на этот вопрос. — Вздохнув, он переменил положение, и в этот момент я вдруг увидела перед собой усталого пожилого человека, такого, каким он рано или поздно станет. — Я и сам не вполне понимаю — почему. Может быть… может быть, в действительности все дело в том, что я предпочитаю жить сам по себе.