«Парней вокруг — как рыбы в море. Не стоит зацикливаться на первом попавшемся».

Лучше бы Дэл молчал. Теперь меня беспокоил мистер Эллис, улыбающийся Саммер так, словно она — самое восхитительное создание в этом зале. Вспомнился день, когда я еще не знала, что больна мононуклеозом. Когда Блейку пришлось поехать в стриптиз-клуб с отцом. Интересно, давно мистер Эллис знакомит сына с дешевками? И что сам Блейк думает об этом?

Во время ужина я оставила эти мысли и попыталась получить удовольствие от еды: дыни в прошутто, жаренного на гриле свиного филе с яблоками в карамели и мускатной тыквы. Блейк под столом держал мою руку, а потом пригласил на медленный танец. Когда в зал внесли именинный торт, мое сердце застучало быстрее. Вечер подходил к концу, скоро мы должны были остаться наедине.

Я ела торт, когда над нами склонился мистер Эллис и вручил Блейку упакованный в оберточную бумагу футляр:

— Это тебе, сынок.

В футляре лежали золотые часы. Блейк поблагодарил, и мистер Эллис потрепал его по щеке.

— Хочу всегда тобой гордиться, — сказал он.

После приема Блейк солгал ему: сказал, что уезжает с друзьями и вернется домой не поздно, а сам увел меня в номер с огромной кроватью, бежевыми шторами и подходящим по цвету ковром с рядами коричневых квадратов.

— Мой подарок не такой изысканный, — сказала я, постучав пальцем по часам.

Он снял их и положил на тумбочку.

— Твой подарок намного изысканнее.

Я улыбнулась и принялась обдумывать практические вопросы.

— Я не могу принимать таблетки, потому что страдаю мигренями. — Лучшего способа упомянуть об этом я не нашла.

— С каких пор?

— С детства. Правда, приступов давно не было. Но все равно…

Он рассмеялся, а я продолжала мямлить:

— У тебя есть… эта… как ее?

— Защита? — спросил он со смехом.

Я кивнула, и он сказал, что носит защиту с собой постоянно вот уже несколько месяцев. Мы подошли к кровати, он снял галстук, расстегнул рубашку и бросил на пол. Платье оставалось на мне недолго. Вскоре оно тоже упало на ковер. Я выключила лампу. Единственным источником освещения были пробивающиеся сквозь шторы огни соседнего здания. Я прислушивалась к гудкам автомобилей, долетающим до двенадцатого этажа голосам людей и собственному дыханию.

Света было достаточно, чтобы рассмотреть Блейка. Он склонился надо мной, я трепетала от вида его мускулов, от его жемчужной улыбки. Брюки тоже полетели на пол, он потянул мои пальцы вниз, к тому месту, где он был твердый и одновременно нежный. Потом он покрыл меня всю поцелуями, и я вновь стонала, как тогда, в Хэмптонс, но на этот раз меня это не смущало. Ничто меня не смущало. Не казалось неприличным, грешным или неправильным, хотя я намеревалась нарушить одно из главных католических правил. Я лежала с закрытыми глазами, пока не услышала звук рвущейся бумаги и щелчок.

— Не бойся, — сказал Блейк.

Я почувствовала на себе его вес и действительно не на шутку испугалась.

— Погоди, — пролепетала я. — Ты не дал обещание, как в Хэмптонс.

В темноте я увидела сочувственную улыбку.

— Я не могу этого обещать.

Он прикоснулся губами к моему лбу, прежде чем войти в меня. И я вспомнила, как сказала про татуировку Саммер: «Больно, наверное?»

«Сексом заниматься в первый раз тоже больно, но меня это не остановило», — ответила она тогда.

Саммер оказалась права. Я тоже не собиралась останавливаться. Неприятная часть кончилась быстро, и ее сменили фантастические ощущения. Блейк прижал мои руки к кровати и, касаясь грудью моей груди, размеренно двигался.

— Тебе хорошо? — прошептал он.

Я кивнула и почувствовала поднимающуюся вверх огненную волну. Наверное, Блейк испытывал такие же ощущения. Откинув назад голову, он кричал, как теннисисты, когда бьют по мячу. Мне было гораздо лучше, чем просто хорошо. Иначе просто и быть не могло.

Спать я не хотела. Разумеется, я знала, что не вернусь домой рано, как того хочет мать, надеялась потихоньку прошмыгнуть в свою комнату в час или два ночи и немного отдохнуть перед экзаменом. Но не ожидала, что проснусь в «Уолдорф-Астории» рядом с Блейком. Я смотрела на его вздымающуюся грудь, приоткрытые губы и очертания его тела под простыней. Эта картина заставила меня забыть о маме и об экзамене.

Он открыл глаза, улыбнулся и отбросил волосы с моего лица, и я подумала, что мать ошибалась, когда говорила, что все парни одинаковые — «наврут что угодно, лишь бы уложить в постель, и тут же ищут себе другую жертву». Никого он искать не собирался.

Затем мой взгляд упал на электронные часы на тумбочке. Перевалило за семь, а экзамен начинался в девять. В ужасе я собрала вокруг себя простыню и перекатилась на край кровати.

— Что такое? — спросил Блейк.

— У меня сегодня экзамен. Я опоздаю.

— Не опоздаешь, — сказал он. — Я отвезу тебя прямиком в школу.

— Мне нужно домой, переодеться… Не пойду же я в этом. — Я подняла с ковра платье. — Мне бы принять душ, умыться и съесть что-нибудь… Не хватало только провалить экзамен. Я же собираюсь поступать в Парсонс.