Шрифт:
В моем мозгу словно взорвался муравейник. Как теперь мне справиться с этими мыслями? Я посмотрела на свои руки.
— Я не жалуюсь, просто говорю.
— Нет, ты жалуешься, — заметила Пейдж. — Но это нормально. Ты можешь пожаловаться мне. А я тебе скажу, что Роуз ни при чем. Ты наговариваешь на нее без причины.
— Мне жаль, — сказала я. — Я не хотела тебя беспокоить. Но мне так хотелось с кем-то поговорить.
— Ты не забыла одну вещь? — Пейдж положила руку на живот. — У него без тебя не было бы близнецов. Думаешь, они ничего не значат для него? Это не вторично. Или я что-то не понимаю? Кстати, ты будешь крестной новорожденного.
— О! — крестная мать означало признание, почетное место в иерархии. — Спасибо, Пейдж.
Когда у Сэма с Джилли родилась Фрида, дедушка Натан просто светился от счастья. Он хотел знать ее рост и вес, хорошо ли она ест и спит, носит ли она комбинезончик, который он ей купил? Сама беременная, я слушала Натана вполуха. Я никак не ожидала, что он будет так суетиться, но тем не менее, это так и было. Зато он не стал поднимать шума из-за распределения мест на крестинах. Вот это, по моему мнению, было слишком.
— Мне жаль, дорогая, — извинился Натан. Он выглядел каким-то неуклюжим. — Сэм и Джилли считают, что будет лучше, если ты не будешь сидеть с семьей.
Не надо иметь много ума, чтобы понимать, какие разговоры велись у меня за спиной.
Я схватила его за руку:
— Почему ты не защитил меня, Натан? И пытался ли ты вообще?
Он присел на корточки возле моего стула.
— Конечно, Минти, я боролся бы за тебя, как лев. Но это слишком сложная ситуация.
Что именно было сложным? Все были в курсе его развода и второго брака.
— Ты стыдишься меня? — слова просочились сквозь мои стиснутые зубы.
— Нет, нет!
Но я знала, что этот вопрос выявил истинное положение вещей. Натану было стыдно.
— Где ты будешь сидеть?
— Впереди.
— Вместе с Роуз, хочешь сказать?
— Она бабушка, — сухо ответил он.
В беременности мало хорошего. На самом деле, в беременности нет совсем ничего хорошего. Кроме одного: можно плакать сколько угодно, и я готова была этим воспользоваться. Я повернулась к нему, слезы текли по моим щекам, и я прошептала:
— Я знаю, твоя семья ненавидит меня.
Покинутая Натаном на задней скамье деревенской церкви под Батом, с парой подушек под спиной, я была под неусыпным надзором многих глаз. Кто-то, вероятно, желал, чтобы я пала на колени (при моем-то сроке в тридцать три недели) и возопила: «Я прошу прощения за мои грехи». Каждый почувствовал бы себя лучше, даже самый закоренелый грешник. Но меня так и подмывало встать и объявить: «Натан не был счастлив с Роуз. Он говорил мне это снова и снова. Слушайте все! Я спасла его».
Мои размышления были прерваны.
— Минти, — Ричард, муж Поппи присел на свободное место слева от меня. — Думаю, Натан хотел бы, чтобы я составил тебе компанию.
Он сказал это достаточно искренне, чтобы подбодрить меня. Я улыбнулась ему:
— Это очень мило с твоей стороны.
Он улыбнулся в ответ, симпатичный и доброжелательный.
— Пора исповедаться. Быть в браке с Ллойдом довольно утомительно, ты не считаешь?
Когда закончилась основная часть церемонии и Фрида расплакалась, как это обычно и случается, Натан вернулся к семейному алтарю. Чего это ему стоило, я не осмеливалась думать. Но когда пришлось торговаться, я, не задумываясь, пустила в ход слезы. Он скользнул на сиденье справа от меня и взял меня за руку. «Привет», — сказал он.
При совершении преступления, например, такого, как кража чужого мужа, которого вы решили полюбить (только не слишком сильно), возбуждение и азарт глушат голоса рассудка и совести. Только потом во время холодных отрезвляющих ночей, действительная чудовищность происшедшего являет себя в истинном размере.
Натан наклеил фотографии с крещения Фриды в альбом в переплете из красной кожи, который он купил специально. Фотография номер один изображала Джилли, Сэма и Фриду в кружевном платье, в котором крестили несколько поколений Ллойдов. Рот Фриды был открыт, на губе вскипал молочный пузырь.
Фотография номер два: Натан и Роуз. Одетая в свой любимый оливковый костюм, гордая Роуз, выглядевшая раздражающе компетентной бабушкой, держала Фриду, и крошечные пальчики Фриды обхватили мизинец Роуз. Но была одна деталь: Роуз наклонила голову влево. «Левый — мой лучший профиль,» — как-то сказала она мне. Натан держал руки по швам, но так, словно был готов положить руку на талию Роуз.
Фотография номер три была групповым снимком всей родни. В старомодной шляпе Джилли с Фридой на руках стояла в центре. Рядом Сэм в позе защитника. Натан, Роуз, родители Джилли вместе с крестными, братья, сестры, кузены — все стояли веером вокруг них.
Меня не было на фотографии. Роуз не говорила со мной. Но я ловила на себе ее взгляд. Много раз. Я сама постоянно смотрела на нее…
Я взяла руку Пейдж, скользкую от пота.
— Как мне выгнать Роуз из нашей жизни? Как мне спасти мой брак от этой угрозы?
Она послала мне взгляд, исполненный жалости.
— Ты меня удивляешь. Это же просто. Думай только о своих детях.
Я вытащила из сумки журналы и передала их ей.
— Что я еще могу для тебя сделать?
— Линда знает, что делать, а Мартин всегда по вечерам дома. — Пейдж нахмурилась. — Знаешь, мне кажется, Линда думает уволиться, я этого не перенесу. Просто прибью ее какой-нибудь книгой. Мне ужасно надоело сидеть здесь. Я собиралась быть дома, когда Джексон будет играть. Запланировала грандиозное чаепитие, собиралась пригласить его учителей. Мне же еще две недели до родов. Я говорю серьезно, а ты меня не слушаешь. — шерстяные волокна от пряжи прилипли к ее рубашке. Я сняла их и выкинула. — Спасибо. — она осторожно приподнялась на подушках и откинулась с тихим стоном. — Ой! Это мой седалищный нерв. Характер Мартина не улучшился. Он действительно не хочет третьего ребенка. Говорит, что у нас не останется времени, чтобы дышать. — она посмотрела мне в глаза. — Я говорила тебе, что обманула его? Это было не очень красиво, но это была единственная возможность. Опять шалит. — она похлопала по животу. — Перестань.
— Пейдж, я позвоню твоим домой и проверю, все ли в порядке. Чего бы тебе больше всего хотелось?
— На самом деле? Огромный стейк с кровью и тарелку жареного картофеля.
Группа мужчин и женщин в больничной форме совещалась у стойки медсестер. Один из мужчин в синей робе подошел к нам.
— Привет, я Майк. Просто хочу убедиться, что вас ничего не беспокоит, миссис Херли.
— Ничего вообще, за исключением этого футболиста в моем животе.
Он похлопал по одеялу.
— Вы ведь уже рожали раньше?
— Точно, Майк, — сказала Пейдж.
Он сверился с записями в карте.
— Я думаю, мы начнем постепенно готовить вас. Я сообщу вам список процедур. Сегодня вечером мы проведем…
Не желая слушать эти интимности, я отошла в сторону. Пришлось наблюдать повсеместную процедуру кормления: матери сидели на своих постелях, держа на руках кряхтящих детей. Некоторые, казалось, пребывают в недоумении, это ощущение я помнила отлично. В оптимизме и жизнеутверждающей уверенности других было даже что-то зловещее. Каждый раз, когда ребенка брали из кроватки, на него смотрели, словно его ожидала только радостная и светлая жизнь.
Я взглянула на Пейдж. Майк заполнял свой информационный лист, Пейдж что-то говорила ему, решительно кивая. Я почувствовала, что улыбаюсь. Пейдж не была бы собой, если не попыталась бы организовать такое в сущности непредсказуемое событие, как рождение или даже смерть.
Майк отошел, Пейдж поманила меня.
— Не могу не поговорить с хорошим человеком, которому интересно, что же меня беспокоит.
Тележка с лекарствами вкатилась в палату, и я наклонилась к Пейдж, чтобы поцеловать ее на прощание.
Мне пора. Надо учесть, что я еще проблуждаю тут пару часов, прежде чем найду выход. — от Пейдж исходил молочный запах, безошибочно свидетельствующий о приближающихся родах. — Что заставило тебя принять решение оставить карьеру ради детей?
Никакие сомнения не омрачали спокойствия Пейдж.
— Очень просто. Когда Джексон был маленьким, он плакал по ночам, и только я могла его успокоить. Ему нужна была я и только я.
Натан был уже дома, когда я вернулась. Он читал близнецам, пристроившимся к нему по бокам. В доме номер семь было тепло и спокойно. На кухне у Евы что-то тушилось в духовке. Натан, Феликс и Лукас сидели в спальне взъерошенные и довольные. Я остановилась в дверях, чтобы полюбоваться этой картиной. Я посмотрела на мальчиков. Лохматые, пахнущие мылом с еще влажной кожей.