— Тем не менее, я должна знать.

Роуз уже не улыбалась. Она наклонилась ко мне, я чувствовала запах жасмина.

— Я не должна тебе ничего говорить, Минти. — она говорила без злобы, очень мягко. — Ты давно потеряла право на мое доверие. Мне нечего обсуждать с тобой, и я, конечно, не должна помогать тебе разбираться в твоей жизни.

Она встала и скрылась за дверью, а потом вернулась с бутылкой и бокалами.

— Лучше попробуем вино. Хэл привез его из Италии.

Когда я протянула руку за бокалом, ткань блузки врезалась в кожу под мышкой.

— Ребята о тебе часто спрашивают.

Быстрая, как молния, вспышка радости озарила ее лицо.

— Ребята… — она проговорила с каким-то собственническим и нежным чувством. — Они такие сладкие.

Мой материнский инстинкт уже шипел мне в уши: «Прочь от моих сыновей». Я была неправа, я знала. Я смотрела на свои руки и пыталась овладеть собой.

— Старые друзья и привязанности. Ты помнишь? Мы говорили о них на том ужине, когда я познакомилась с Натаном. Как трудно избавиться от них.

Она мрачно усмехнулась.

— Поверь, я могла бы избавиться от тебя, Минти. Вообще без проблем. И это не заняло бы много времени.

Я поняла, что она имеет в виду, и покраснела — не от злости, от отчаяния. Как женщина, укравшая ее мужа, я была виновна и не заслуживала снисхождения. И все-таки, много лет назад я видела, как она приходит в офис с расплывшейся розовой помадой на губах, жалуясь на Натана и детей, который что-то требуют, создают сложности, приносят проблемы. Так что мое преступление можно было переквалифицировать.

Я допила свое вино и оглядела комнату. Выдержанная в спокойной цветовой гамме с преобладанием цвета магнолии и топленых сливок и с несколькими яркими пятнами синего, она отражала то, какой стала Роуз. Это была каюта корабля, полностью удовлетворявшая вкусам пассажира.

— У жизни в одиночестве есть свои преимущества, — заметила я.

Она поняла, что я имею в виду.

— На самом деле, да.

Мы обменялись взглядами. Как ни странно, мы все еще понимали друг друга. Роуз опустила бокал и сказала:

— Мы с Натаном были женаты очень долго. Мы так хорошо знали друг друга, так же, как… ты и я. Нам легко было разговаривать. — она встала и подошла к окну. — Такой была наша жизнь, пока не пришла ты. Возможно, я была слепа и не видела недостатков нашего брака, но он был, пока ты не разбила его. Тогда мы открыли глаза и покинули наш дом. — она повернулась и смотрела на меня, спокойная и уравновешенная. — Тебе придется признать, что я не должна тебе ничего, Минти. Ни объяснений, ни доверия.

— Но Натан приехал сюда, потому что хотел доверия и покоя, — воскликнула я. — он не нашел их со мной. Ваша постель была бы естественным продолжением ваших бесед.

Она коснулась занавески лбом.

— Может бы, — вздохнула она. — Почему бы тебе не остановиться сейчас и не уйти.

— Потому что я зла на тебя, Роуз. Но я зла и на Натана.

Она резко повернулась на каблуках.

— Разве ты не говорила мне много раз, что Натан теперь мертвее мертвого? Не так ли? Со всей своей материалистической трезвостью?

— Да, говорила.

— Тогда оставь его в покое. Дай ему немного мира.

— Ты права. Мне нечего здесь делать.

— Довольно, — холодно сказала она. Она налила себе второй бокал вина и прижала его к груди. Я не шевелилась, и она напомнила. — Ты не собираешься уходить?

Что говорилось в руководствах самопомощи о ситуациях, когда вторая жена должна извиниться перед первой. В этих книгах, внушающих людям иллюзию, что они могут контролировать свою жизнь, сказочные фантазии о разрешении, прощении и прочих воздушных замках.

— Я хочу попросить у тебя прощения, — призналась я. — Я не понимала, что делаю, пока не вышла замуж за Натана и не родила мальчиков. Только тогда я поняла, насколько реальность отличается от ожиданий, и насколько разочарован бывал Натан… иногда. Иногда он так смотрел на меня, что я чувствовала, как он ненавидит себя за то, что сделал. То есть, я не была ему безразлична, но он понял, насколько ему дорого то, что он разрушил.

Натан плохо поступил с Роуз. Я плохо поступила с Роуз. Я уже знала, что наказание может свершиться через много лет после преступления. Ни одно из руководств об этом не упоминает. Это слишком сложный вопрос.

— Бедняжка Минти, — сказала Роуз, ее ирония задела меня за живое. Она по-прежнему держала бокал в руке и смотрела перед собой. — Я не была рада ему, — призналась она. — он причинил мне столько боли. Иногда мне казалось, что от этой боли я умру. Ну, ты же знаешь старую мудрость: «И это пройдет». Это правда, все проходит. И слава Богу. Когда он появился здесь в день своей смерти, я не слишком обрадовалась ему. На самом деле, я не хотела видеть его здесь. Я была занята. Он это понял и был разочарован. У меня не было желания впускать его в мою жизнь. Я так долго была свободной, и проблемы Натана уже не были моими… Я больше не могла уделять ему внимания, не так, как он хотел… На самом деле, сейчас я виню себя за это…