– Хватит! – кричит она. – Прекрати это, папа! Мама! Останови это! Пожалуйста, прекрати!

Но в том-то вся и проблема, и ей об этом прекрасно известно. Никто не в силах это прекратить, это никогда не прекратится. Это будет продолжаться, ночь за ночью. Ночь за ночью. Без пауз, без передышки.

Ночь за ночью…

– …Вы, должно быть, шутите!

Ребус слишком устал для того, чтобы по-настоящему разозлиться, но в его голосе прозвучало достаточно раздражения; тот, кто позвонил ему, чтобы срочно вызвать его в Глазго, забеспокоился.

– Но это дело должны были рассматривать минимум через две недели!

– Они перенесли рассмотрение, – ответил звонивший.

Ребус застонал. Он откинулся навзничь на кровати в своем номере, прижав к уху трубку, и посмотрел на часы. Восемь тридцать. Он хорошо выспался этой ночью, проснулся в семь, тихо оделся, чтобы не разбудить Лизу, и оставил ей записку, прежде чем уйти. Ему удалось добраться до отеля практически без приключений, но едва он переступил порог номера, раздался телефонный звонок.

– Они перенесли рассмотрение, – продолжал голос в трубке, – на утро сегодняшнего дня. Им нужны ваши показания, инспектор.

Тоже мне новость. Им нужно, чтобы он засвидетельствовал, что видел, как Моррис Джеральд Кафферти (известный в определенных кругах как Большой Джер) взял сто фунтов стерлингов у владельца пивной «Сити Армс» в Грейнджмауте. Просто, как дважды два, но ему нужно быть там, чтобы сказать это. В деле против Кафферти, главаря шайки, промышлявшей рэкетом в сфере игорного бизнеса и попутно занимавшейся предоставлением так называемой «крыши», многое притянуто за уши. По правде говоря, это дело шито белыми нитками.

Он уже смирился с этим. Чему быть, того не миновать. Но как туда добраться?

– Мы уже обо всем позаботились, – сказал голос в трубке. – Мы пытались дозвониться вам вчера вечером, но никто не подходил к телефону. Вылетайте первым же рейсом из Хитроу. В аэропорту Глазго вас будет ждать машина. Обвинитель, скорее всего, позвонит вам около половины четвертого, так что у вас будет достаточно времени. Если все будет нормально, сегодня вечером вы вернетесь в Лондон.

– Большое спасибо, – процедил Ребус.

– Пожалуйста, – бесстрастно ответил голос.

Он выяснил, что до аэропорта можно добраться на метро и что ближайшая станция «Пикадилли-Серкус» находится в двух шагах от отеля. Так что все не так уж плохо, вот только поезд еле тащится и в вагоне нечем дышать. В Хитроу он взял свой билет и, буквально на бегу заглянув в газетный киоск и схватив номер «Глазго геральд», увидел на соседней полке стопку бульварных газет, которые пестрели заголовками: «ТАЙНАЯ ЖИЗНЬ ОБОРОТНЯ-ГОМОСЕКСУАЛИСТА»; «УБИЙЦА БОЛЕН, ГОВОРИТ ПОЛИЦИЯ, ЕМУ НУЖНА ПОМОЩЬ; КТО ПОЙМАЕТ БЕЗУМЦА?»

Кэт Фаррадэй неплохо потрудилась. Он купил «Геральд», а заодно и все эти газеты и отправился в зал ожидания. Теперь, когда его мозг включился в работу, он заметил, что все люди вокруг читали те же заголовки и напечатанные под ними статьи. Но увидит ли их сам Оборотень? А если так, что он (или она) предпримет? А вдруг в ближайшее время все разом прояснится, а ему, как назло, надо лететь на север, в этот чертов Глазго? Черт бы побрал эту систему правосудия, всех этих судей, адвокатов, солиситоров и иже с ними. Дело Кафферти наверняка перенесли из-за того, что у них там намечается игра в гольф или какие-нибудь дурацкие школьные соревнования. Подумать только, что стоит за всей этой суетой – участие какого-то сопливого недоноска в школьной эстафете! Ребус пытался успокоиться, занимаясь дыхательной гимнастикой. Честно признаться, он совсем не любил летать. С тех самых пор, как служил в Специальном военно-воздушном полку [16] и однажды пришлось прыгнуть с парашютом из вертолета. Господи Иисусе! Как тут можно успокоиться?

– Пассажиры, вылетающие рейсом…

Голос был спокойным и бесстрастным, однако все разом засуетились, повскакивали со своих мест, хватая сумки и устремляясь к объявленному выходу. К какому выходу? Он не расслышал. Это его рейс? Может, ему стоит позвонить заранее, чтобы подождали его в случае чего? Господи, как же он ненавидел летать. Вот почему в воскресенье он приехал в Лондон на поезде. В воскресенье? Сегодня среда. Кажется, будто это было неделю назад. А фактически он провел в Лондоне всего два дня.

Началась посадка. О, господи… Где же билет? Багажа у него нет, так что не о чем волноваться. Он чувствовал, что газеты, свернутые под мышкой, вот-вот выскользнут и разлетятся по полу. Он свернул их поплотней и крепко прижал локтем к телу. Надо успокоиться, надо думать о Кафферти, надо вспомнить все детали, чтобы защита не нашла ни сучка ни задоринки в его рассказе. Придерживаться фактов, позабыв на время об Оборотне, Лизе, Роне, Сэмми, Кенни, Томми Уоткисе, Джордже Флайте… Флайт! Он не успел предупредить Флайта. Они будут его искать. Надо будет им позвонить, как только он прилетит в Глазго. Ему следовало позвонить сейчас, но тогда он может опоздать на посадку. Ладно, к черту. Пора сосредоточиться на Кафферти. Когда он прибудет на место, то успеет просмотреть собственные записи, так что, когда настанет время давать показания, он сможет воспользоваться ими в суде. Было только два свидетеля, верно? Насмерть перепуганный хозяин пивной, которого обвинение еле-еле убедило дать показания, да сам Ребус. Он должен быть сильным, уверенным в себе, а его слова – убедительными. Направляясь на посадку, он взглянул на собственное отражение в настенном зеркале. Он выглядел так, словно всю ночь стоял на ушах. Воспоминание о минувшей ночи заставило его улыбнуться. Все будет в порядке. Он позвонит Лизе, чтобы сказать ей… Сказать что? Спасибо, наверное… Так, теперь наверх, по трапу, а затем в узенький лаз, по бокам которого стоят улыбающиеся стюард и стюардесса.