– Привет, – раздался над его ухом женский голос. Он обернулся и увидел кошачьи глаза и ярко-красные губы Кэт Фаррадэй.

– Привет, Кэт, что ты здесь делаешь?

Она объяснила, что пришла в Олд-Бейли на встречу с известным криминальным журналистом, работающим в весьма влиятельной газете.

– Он пишет о процессе по делу о мошенничестве, – пояснила она, – и будет торчать в зале суда, пока не вынесут приговор.

Флайт кивнул. B ee присутствии он всегда чувствовал себя не в своей тарелке. Уголком глаза он видел, что Лэм наслаждается его замешательством, и потому попытался сделать вид, будто ему все нипочем, и посмотрел ей прямо в глаза.

– Я видел статьи, которые с твоей подачи напечатали в сегодняшних газетах, – сказал он.

Она скрестила руки на груди:

– Не думаю, что мы с их помощью чего-нибудь добьемся.

– А репортеры догадываются, что мы рассказываем им небылицы?

– Ну, у одного или двух возникли кое-какие подозрения, но у них слишком много читателей, которым не терпится узнать новые подробности из жизни Оборотня. – Она принялась копаться в своей сумке. – К тому же ими командуют издатели, готовые вцепиться в любую сенсацию, которую мы им подкинем. – Она вытащила пачку сигарет и, не предложив никому закурить, закурила сама и, швырнув пачку обратно в сумку, закрыла ее на «молнию».

– Ладно, будем надеяться, что усилия не пропадут даром.

– Ты говорил, это была идея инспектора Ребуса?

– Верно.

– Тогда я сомневаюсь, что Оборотень схватит наживку. Познакомившись с Ребусом, я поняла, что в психологии он не разбирается.

– Нет? – удивился Флайт.

– А он вообще ни в чем не разбирается, – вмешался Лэм.

– Ну зачем же так, – примирительно сказал Флайт. Но Лэм только одарил его своей несносной ухмылкой. Флайт был наполовину растерян, наполовину взбешен. Он-то понимал, что значат ухмылки Лэма: мы то понимаем, почему ты вечно за него заступаешься и что вы двое такие друзья, прямо неразлейвода.

Реплика Лэма вызвала улыбку у Кэт, но заговорила она, обращаясь исключительно к Флайту (она считала ниже собственного достоинства общаться с подчиненными):

– А что, Ребус все еще здесь?

Флайт неопределенно пожал плечами:

– Я сам хотел бы это знать, Кэт. Мне передали, что он сегодня утром умчался в Хитроу, но почему-то без багажа.

– Ну хорошо… – Похоже, эта информация ее ничуть не разочаровала.

Внезапно Флайт замахал рукой, приветствуя Чамберса. Малькольм Чамберс увидел его и подошел к ним легкой пружинящей походкой.

Флайт решил, что настало время представить Кэт.

– Мистер Чамберс, это инспектор Кэт Фаррадэй. Она наш пресс-секретарь по делу об Оборотне.

– А, – отозвался Чамберс, моментально завладев ее рукой, – так, значит, сенсации, напечатанные в сегодняшних газетах, – это ваша заслуга?

– Да, – отвечала Кэт. Ее голос прозвучал неожиданно мягко и женственно; Флайт и не подозревал, что она умеет так разговаривать. – Простите, если они испортили вам завтрак.

И тут случилось невероятное: лицо Чамберса расплылось в улыбке. Флайт уже и забыл, когда адвокат последний раз улыбался за дверьми зала суда. Вот уж действительно, утро, полное сюрпризов!

– Мне показалось, что статьи очень занятные. – Чамберс обернулся к Флайту, считая разговор с Кэт законченным. – Инспектор Флайт, у меня есть для вас десять минут, потом меня ждут в зале суда. Или вы предпочитаете встретиться за обедом?

– Десяти минут вполне достаточно.

– Превосходно. Тогда идемте со мной. – Он взглянул в сторону Лэма, глубоко уязвленного пренебрежением Кэт. – И возьмите с собой своего молодого человека, если он вам нужен.

И Чамберс быстро зашагал по вестибюлю, поскрипывая кожаными подошвами своих ботинок. Флайт подмигнул Кэт и двинулся следом, а за ним молча устремился разъяренный Лэм. Кэт улыбнулась, наслаждаясь бешенством Лэма и тем спектаклем, который Чамберс только что разыграл. Разумеется, она много слышала о нем. Его речи в зале суда единодушно признавались безупречными; у него даже была собственная «группа поддержки», состоявшая из поклонников его ораторского таланта, которые приходили на самые запутанные и скучные разбирательства только для того, чтобы услышать его заключительную речь. По сравнению с ним ее собственная «группа поддержки», представленная кучкой репортеров, не выдерживала сравнения с фанатами Королевского адвоката.

Значит, Ребус отвалил домой? Скатертью дорожка.

– Простите… – Перед ней замаячила чья-то приземистая непонятная фигура.

Кэт прищурилась, отчего ее глаза сузились, как у кошки, и уставилась на пожилую женщину в черной мантии. Женщина улыбалась:

– Вы случайно не присяжная в зал суда номер восемь?

Кэт улыбнулась и покачала головой в ответ.

– Ну ладно… – вздохнула женщина и пошла дальше.

В судебной практике бывают ситуации, когда дело заходит в тупик из-за того, что жюри присяжных не может прийти к единому мнению; такое дело называют «повисшим». Но всегда найдутся судебные приставы, готовые собственными руками повесить некоторых недобросовестных присяжных. Кэт повернулась на своих острых высоких каблуках и отправилась на запланированную встречу. Интересно, не забыл ли Джим Стивене, что должен встретиться с ней? Он был неплохим журналистом, но отличался крайней рассеянностью, которая теперь еще усугублялась тем, что он готовился к новой для себя роли – молодого отца.

В Глазго Ребус не знал, как убить время. Можно было пойти в бар «Подкова», или погулять по Келвинсайду, или дойти до самого Клайда. Можно было даже навестить старых друзей, если предположить, что такие еще остались. Город менялся на глазах. В течение последних лет Эдинбург расползался, терял привычные очертания, а Глазго, напротив, становился все более изысканным и современным: на смену запечатленному в общественном сознании образу беспробудного пьяницы явился образ самоуверенного щеголя.