Ее грустные раздумья прервал неожиданно донесшийся женский смех. Несмотря на намек сэра Хьюго, ей не довелось обнаружить в замке следов присутствия женщин, и смех заинтересовал ее. Ей показалось, что он доносится из круглой башни, расположенной позади окружавших двор внутренних крепостных стен. Решив, что бессмысленно предаваться грусти, она встала, отряхнула юбки и отправилась узнать, в чем дело.

Она вышла со двора через узкую дверь, пересекла еще один небольшой дворик и вступила в башню, стоявшую в одном из углов.

Внутри, одна над другой, располагались три комнаты, соединенные винтовой лестницей. Все были пусты. В каждой из них беспорядочно разбросанные ткани выдавали присутствие женщины. В воздухе витал запах роз, мускуса и пачули. Там же лежали музыкальные инструменты — лютня и рибека, коробочки с красками, прозрачные одежды из газа, украшенные лентами и расшитые золотом и серебром подобно крыльям бабочек. Владелицы должны были находиться где-то неподалеку. Иден прислушалась, но звонкого смеха больше не было слышно.

И все же некий звук безусловно раздавался: тихое настойчивое журчание разливалось в воздухе, но невозможно было разобрать — музыка это или голоса. Она вышла из башни через другую дверь и двинулась в направлении шума. Теперь она оказалась позади замка, там, где начинался горный склон. Крытая дорожка петляла меж рядов каменных столбов, вокруг цвели розовые кусты, их колючие ветви сплетались с темно-зелеными побегами плюща, фиолетовые цветки просвечивали на солнце. В конце, у подножия стены, находилась сводчатая дверь, полускрытая листвой. Из-за двери доносились услышанные ею звуки, приглушенные и нежные — звон струн и поющие низкие голоса. Она повернула железное кольцо и отворила дверь.

Высокие, покрытые плющом стены окружали сад, цветущий, благодаря какому-то чудесному уходу, на голом горном склоне. Трава была такой зеленой, что резало глаз, а тоненькие ручейки текли по выложенным изразцами каналам. Цветов было не слишком много, зато самые изысканные. Яркие лепестки дрожали в воздухе: ярко-красные азалии, цикламены, кремовые лилии, теплые золотистые бутоны крокусов — некоторые укрылись от солнца в тени фруктовых деревьев... фиговых, айвовых, апельсиновых... и единственного громадного кедра, под которым стоял пурпурно-золотой павильон Рашида. Сам сатрап восседал снаружи на покрытом шелком диване, поглаживая голову небольшого изящного леопарда, который растянулся у его ног.

Перед ним на траве лежали двое юношей в зеленых шелковых одеждах, по-видимому погруженные в глубокий сон. Повелитель размышлял, глядя на них, лицо его было внимательным и спокойным, а несколько девушек, чьи тела просвечивали сквозь искрящиеся переливчатые галабие, тихонько наигрывали на уде и кифаре, при этом одна из них негромко пела протяжную, баюкающую мелодию. Иден готова была удалиться — такой сокровенной и в то же время напряженной была увиденная ею сцена; но бесцветные глаза заметили ее, и к ней немедленно устремилась девушка, прижав палец к губам.

— Аль-Джабал приветствует новое дополнение своего сада. Присаживайтесь, но не издавайте ни звука, только смотрите и слушайте.

Иден кивком подтвердила свою готовность повиноваться, и ей отвели место радом с диваном повелителя. Кажется, все называли его Аль-Джабал... Горный Старец... без тени неуважения, хотя имя это было присвоено ему франками, чьи земли и караваны то и дело тревожил он набегами внезапно слетающих с гор на прилегающие равнины обитателей Масияф.

Стоило Иден погрузиться в теплые, обволакивающие волны музыки, как она постепенно почувствовала аромат, который витал вокруг спящих юношей... терпкий и острый, уже знакомый ей по Дамаску. Там они не заговаривали о гашише, хотя ей, разумеется, было известно о существовании этого зелья, но ничего о природе вещества, которое так возвысило и освободило ее чувства в изысканном дворце Аль-Акхиса.

Сейчас она ощущала покалывание в позвоночнике, наблюдая двух юношей, глубоко и спокойно спящих с абсолютно безмятежными лицами. Сколько же им дали наркотика... и с какой целью? Иден вновь обвела взглядом безупречную красоту сада, не в силах поверить, что увиденное ею не принадлежит силам зла, ибо она слыхала, что Рашид — демон в человеческом облике, и знала, что он творит разрушение и смерть. Шло время. Мирная обстановка места так подавляла, что Иден не могла найти в себе силы пошевелиться. Но вот один из спящих издал еле слышный звук. Затем чуть повернул голову и поднес кулак к глазам, словно ребенок. Другой тоже заворочался. Рашид прекратил поглаживать леопарда и наклонился вперед, сосредотачивая всю свою мощь и энергию на лежащих перед ним. Они открыли глаза, глядя на него и, похоже, ничего не видя.

— Поднимитесь, сыны мои. Сядьте. Слушайте голос, которым я стану приказывать вам, — позвал он, и голос его был подобен струйке дыма в накаленной атмосфере вечера.

Они сразу же повиновались и уселись скрестив ноги, глядя перед собой пустыми глазами. Иден увидела, что зрачки их расширены и темны, как у Стефана, но глаза сверкают, и лица пышут здоровьем.

— В этот день вы проснулись, чтобы очутиться в моем раю и вкусить все наслаждения, обещанные Аллахом. Ибо начертано, — процитировал нараспев мягкий голос, — для тех, кто убоится величия Господа, будут два сада, усаженных тенистыми деревьями. Каждый омывается благоуханным источником. В каждом есть все плоды попарно. Они станут отдыхать на диванах, покрытых дорогой парчой, и рядом будут свешиваться плоды обоих садов. Они станут брать себе молодых девственниц, прекрасных, как кораллы или рубины. Может ли добродетель вознаграждаться чем-либо, кроме добра?