Шрифт:
— Почему загрустила, будто бы тебя ведут на казнь? Не бойся, никто не будет наказывать, наоборот, ухаживают, как за куколкой по приказу господина султана… Понимаешь это? Или оглохла?
— Я слышу хорошо и вижу, как вы ко мне добры…
— Добра… гм… еще неизвестно как пойдет, как покажет твоя звезда, тогда и будем говорить о моей доброте. Вот книги, возьми, их прислал сам великий султан, чтобы ты читала Коран и понимала святое слово. Видимо, уже захотела взять веру нашего народа… Что же! Задумала хорошее дело…
— Я слышала, светлейшая госпожа, что и вы приняли эту веру ради спасения души…
— Я! Ах ты рыночное мясо! Кто тебе это сказал? Сейчас же признавайся! — сердилась турчанка. В ее в руках неожиданно появилась палка. Но Роксолана уже ее не боялась.
— Вас же зовут, светлейшая госпожа, Гальшкой, искаженное народом настоящее христианское имя Элизабет. Сама слышала, что вы не турчанка…
Турчанка глянула на нее, бросила палку и села на мягкую скамью.
— Это тебе наврали продажные баядерки: они меня не любят и плетут такое, что ни на какую голову не налезет. Я — настоящая турчанка потомственная с деда-прадеда, и тебе далеко до меня. Думаешь, если султан стал ухаживать, можно уже и на голову сесть. Нет, милая, еще так изобью палкой, что будешь долго меня помнить…
— Я вас не оскорбляю, а если вам такие разговоры не по вкусу, можно и не продолжать… Действительно, не стоит больше говорить об этом…
И Роксолана опять повернулась к окну…
— Почему отвернулась?
— Я смотрю, как люди празднуют Байрам. Что это за праздник, скажите мне, светлейшая госпожа?
— А черт их знает, что они там празднуют, — сказала гневно старая турчанка и поднялась, чтобы идти в свои покои.
— Вы же турчанка, — удивлялась Роксолана. — Должны знать свои обычаи…
— Мусульмане празднуют Байрам. Пост три дня подряд во славу Аллаха, потом отдают жертву мечетям четыре дня тоже во славу Аллаха… Вот и все…
Она помолчала, потом уже мягко добавила:
— Меня правда зовут Гальшкой, я не из Турции. Привезли меня сюда к султану Селиму, по прозвищу Ужасный, вроде тебя — наложницей. Но Ужасного я совсем не боялась. Наоборот, он меня очень боялся, а когда родился мой сын, Сулейман Великий, и вовсе стал мягкий…
— Как вы это сделали?
— Будешь все знать, состаришься! Я не так добра, как тебе кажется, но… если будешь меня уважать, может, и тебе будет лучше…
— Я вас очень уважаю…
— Не так чтобы и очень… — и вышла из комнаты, не забыв палку.
Только вышла, как кто-то уже просунул голову в дверь и приветливо улыбнулся: это был евнух Мустафа. Роксолана засмеялась и быстро позвала его к себе: она любила Мустафу за искреннюю доброту к ней и услужливость. Евнух прикрыл дверь и осторожно ступая, подошел к Роксолане.
— Есть хорошая новость! — шепнул он, оглядываясь.
— Какая, милый Мустафа! Какая новость?
Мустафа покачал головой, прищурил один глаз и приложил палец к губам.
— Никому ничего не скажу! — догадалась Роксолана.
— Наш Великий султан сделал тебе, сердце, что-то очень приятное, но приказал молчать. Рассказываю тебе только за тем, чтобы не расстревожилась…
— Ну что же, Боже мой? — уже по-настоящему испугалась Роксолана.
— Хорошо, все хорошо, пусть от меня отвернется тень пророка на веки вечные, если говорю неправду. Великий султан позволил тебе видеться с Оксаной.
— С Оксаной! — крикнула Роксолана и спрыгнула с дивана, как молодая козочка.
— Тсс! — замахал руками евнух. — Не кричи, потому что услышит Гальшка, будет тогда нам обоим…
— Я молчу, молчу, только скажи, когда я смогу увидеть мою любимую Оксаночку?
— Великий господин позволил мне открывать ворота в султанский сад и пускать на прогулку Оксану после обеда каждый день. Будешь с ней до ужина разговаривать о чем угодно и развлекаться, как вам нравится…
Роксолана счастливыми глазами смотрела на безбородого евнуха и готова была его расцеловать… Но евнух уже собрался убегать, потому что ему не разрешалось быть здесь. Роксолана все же догнала его и спросила еще раз:
— А сегодня я могу видеть Оксану?
— Я же сказал: после обеда… Сейчас все отдыхают, где кто хочет. Я уже впустил Оксану в султанский сад, к фонтану… Беги туда и там увидишь ее. Теперь сама видишь, как много делает бедный Мустафа… Не забывай о Мустафе и ты…
Роксолана уже не слышала слова евнуха, она бежала в султанский сад.
Роксолана через несколько минут оказалась перед решетчатыми воротами султанского сада; ворота были настежь открыты. Навстречу ей по тополиной аллее шла, почти бежала любимая подруга. Роксолана узнала ее издалека. Оксана бросилась в объятия: она целовала подругу, всхлипывала и сквозь слезы все шептала: