Новинья наконец замолкла, во всяком случае на пару секунд. Она взвешивает слова Эндера? Неужели она наконец осознала, как жестоко обошлась с Квимом, проводив его в путь гневом, а не благословением? Пока длилось молчание, Эндер еще смел на что-то надеяться.

Но затем на смену затишью пришла буря.

– Если ты когда-нибудь снова посмеешь вмешаться в жизнь моих детей, я навсегда порву с тобой всякие отношения, – заявила Новинья. – И если с Квимом что-нибудь случится, если хоть волосок упадет с его головы, моя ненависть будет преследовать тебя до самой смерти и я буду молить Бога о твоей кончине. Ты не можешь знать всего, ты, ублюдок. По-моему, пришло время признать тебе это, хватит притворяться!

Она побрела к выходу, но затем, видимо, сочла, что напоследок стоит громко хлопнуть дверью. Она повернулась к Эле и с замечательным самообладанием произнесла:

– Эланора, я немедленно приму необходимые меры, чтобы закрыть Кваре доступ к записям и оборудованию, которыми она может воспользоваться, помогая десколаде. И если в будущем, дорогая, я хоть раз услышу, что ты обсуждаешь внутренние проблемы лаборатории с кем-нибудь посторонним, особенно с этим человеком, я навсегда лишу тебя доступа к нашим исследованиям. Тебе все понятно?

Снова Эла ответила ей молчанием.

– Ага, – заметила Новинья. – Вижу, ему удалось лишить меня не только Миро и Квима. Вот уж не думала.

Произнеся эту тираду, она скрылась за дверью.

Эндер и Эла некоторое время сидели молча. Наконец Эла поднялась, хотя и шага не сделала, чтобы направиться вслед за матерью.

– Надо идти и что-то предпринять, – сказала Эла. – Вот только ума не приложу, что именно.

– Может быть, тебе следует пойти к матери и показать ей, что ты на ее стороне?

– Но это не так, – ответила Эла. – Вообще-то, я думала, может, стоит сходить к мэру Зулжезу и предложить ему снять мать с поста главного ксенобиолога, потому что она явно выжила из ума.

– Ничуть, – возразил Эндер. – И если ты сделаешь что-нибудь подобное, это убьет ее.

– Маму? Она сильная женщина, переживет.

– Нет, – покачал головой Эндер. – Сейчас она настолько ослабла, что любой удар может убить ее. Не тело. Ее… веру. Надежду. Ни в коем случае, что бы ни случилось, не давай ей повода думать, что ты стоишь за меня.

Эла с удивлением посмотрела на него:

– Ты так решил? Или это твоя естественная реакция?

– Что ты имеешь в виду?

– Мать только что вылила на тебя такой ушат грязи, что любой бы на твоем месте просто взбесился или оскорбился, а ты сидишь здесь и думаешь, как бы ей помочь. Ты что, никогда ни на кого не злился? Я хочу сказать, ты что, никогда не выходил из себя?

– Эла, после того как ты, чисто случайно, убьешь голыми руками несколько человек, ты либо научишься контролировать себя, либо лишишься человечности.

– С тобой такое было?

– Да, – ответил он.

На мгновение ему показалось, что она шокирована его словами.

– И как ты считаешь, ты все еще способен на убийство?

– Думаю, да, – сказал он.

– Отлично. Ты нам еще пригодишься, когда тут начнет твориться черт знает что.

Эла рассмеялась. Это была шутка. Эндер почувствовал облегчение. Он даже усмехнулся вместе с ней.

– Пойду к матери, – сказала Эла. – Но ты здесь ни при чем, и не твои доводы убедили меня.

– Замечательно, пойдешь так пойдешь.

– Тебе что, даже неинтересно узнать, что мне от нее надо?

– Я и так знаю.

– А, ну да. Она ошиблась, да? На самом деле ты действительно все знаешь, да?

– Ты сейчас идешь к матери потому, что это причинит тебе нестерпимую боль. А тебе того и надо.

– Хочешь сказать, у меня тоже начались нелады с головой?

– Тебе это причинит боль, но в то же время это будет хороший поступок. Это самое неприятное из всего, что тебе сейчас приходится делать. Это наиболее тяжкий груз, который можно взвалить на свои плечи.

– Святая мученица Эла, certo? [20] Вот как ты меня назовешь, когда будешь Говорить над моей могилой.

– Если уж я соберусь Говорить о тебе, то речь мне придется написать загодя. Я вовсе не намерен жить вечно.

– Значит, ты не покидаешь Лузитанию?

– Конечно нет.

– Даже если мать вышвырнет тебя?

– Она не сможет этого сделать. Причин для развода у нее нет, а епископ Перегрино слишком хорошо знает нас и рассмеется ей в лицо, если она положит ему на стол требование о разводе по причине несходства характеров.