В деле, не считая самой изобретательницы, участвовали еще двое. Однако лишние пробирки мыть желающих среди них так и не нашлось. Поэтому о характере бесчисленно излавливаемых в рабочее время дрозофил волей-неволей знала и Светочка, получавшая от Затевахиной за грязную добавку к основному труду тридцать рублей в месяц. Вот и вся история, о которой, отдыхая после третьего в жизни оргазма, поведала она смазливому кунцевскому хитровану и о которой на следующее же утро стало известно Стефану.

Ощутив масштаб предприятия, Томский даже не потрудился взять калькулятор – цифра и так получалась запредельной. И тогда, на следующее утро, дождавшись, когда «Вольво» Аси Ефимовны подкатит к площадке перед зданием Института молекулярной биологии, что на улице Вавилова, он дал знак своим людям. Те вежливо попросили Затевахину пройти с ними, и Ася, подчинясь без звука, хорошо уже понимая, в чем может заключаться смысл вежливого приглашения, слегка трясясь, последовала в машину Томского. Увидав ее лицо, Стефан сразу понял, что квартира в Трехпрудном уже его собственность. И тогда он тихим голосом сказал:

– Ася Ефимовна, я не хочу отнимать у вас много времени. Я даже представляться не буду. Поверьте, для вас это совершенно не важно, кем я окажусь на самом деле. Для вас другое важно – ваш выбор. – Женщина слушала напряженно, не прерывая незнакомца, но и не скрывая легкой озадаченности. Стефан буквально слышал, как, биясь друг о друга и разлетаясь в стороны после ударов, бешено перемалываются в голове завлаба десятки вариантов выхода из опасности. И тогда ему захотелось сохранить уважительность по отношению к этой незаурядной женщине. Чем-то она напоминала ему себя самого. – Так вот, – продолжил он, – вариант первый. Вы в течение трехдневного срока освобождаете квартиру в Трехпрудном, переведя ее на мое имя. Как – вопрос отдельный, поверьте, трудностей не возникнет. Далее – вы абсолютно свободны и продолжаете жить в налаженном вами и вашими партнерами режиме. – Ни один мускул не дрогнул на лице Аси Ефимовны, она уже догадалась, что дело имеет с лицом безусловно криминальным, – из органов или нет – в таком раскладе это обстоятельство уже не имело решающего значения. Он все знал. Она поняла и слегка успокоилась, а Стефан, с удовлетворением отметив ее выдержку, продолжил: – Второй вариант. Допустим, вы не намереваетесь оставить квартиру согласно моему предложению. Тогда… – он взял паузу, – тогда мы вынуждены будем открыть блошиное дело… э-э-э… – тут он слегка замялся, – простите… дрозофильное. – И снова ей было не так любопытно узнать, кто такие упомянутые им «мы», и в этом варианте расклад так же существенно не менялся. – И третье, – подвел черту Стефан, – экспроприация квартиры № 16 совместно со всем остальным незаконно нажитым имуществом путем угроз, грязного шантажа и с применением насильственных методов изъятия с нашей стороны, – он развел руками. – Вот и все варианты, Ася Ефимовна, других не имею. – Он положил руку на ее ладонь и вежливо улыбнулся: – Что скажете? Вероятно, вам нужно время, чтобы посоветоваться с Алексеем Кирилловичем, так?

– Нет, – ответила Затевахина, – в этом нет нужды. Мы освободим площадь ровно через три дня. И, надеюсь, вы выполните условия по вашему первому варианту.

– Можете не сомневаться, милая Ася Ефимовна, – заверил Томский и добавил: – Дело ваше в надежных руках, и поверьте, мне чрезвычайно приятно было с вами общаться. Искренне завидую вашему супругу, Алексею Кирилловичу. – Он открыл дверцу автомобиля, выпуская Затевахину наружу. – С вами свяжутся, – он улыбнулся на прощание, подытоживая разговор: – Всего наилучшего…

На четвертый день после встречи на институтской стоянке Фира Клеонская, отправившаяся выгуливать собаку, наткнулась в подъезде на грузчиков, выносивших вещи из 16-й квартиры, той самой, в которой проживали Затевахины: Алеша и Асенька с детьми.

– Что такое? – спросила она Асю, руководившую выносом имущества.

– Ничего особенного, – не стала вдаваться в подробности та, – длительная командировка у Алеши за рубеж. Обмен затеваем, а пока новый хозяин въедет.

Еще через пару дней в доме поселился новый жилец, о котором удалось выяснить немного: то ли венгр, то ли другой иностранец, то ли из начальства, то ли кооперативщик из новых.

Собранные за эти дни сведения Фира слегка подправила самолично и донесла до Розы Марковны Мирской, соседке по дому и подруге родителей во времена, когда те были еще живы.

Итак, рассмотрев вопрос о несправедливости жизни в целом после того, как обрелась долгожданная свобода, Стефан Томский перешел к частностям. Укрепив рубежи на новом месте деятельности и заняв двухэтажное жилое пространство в Трехпрудном, он решил, что настала пора разработки и реализации плана отмщения человеку, от которого пострадал совершенно невинно, если называть вещи своими именами и отталкиваться от закона, и только от него.

Начать решил с легкого, но нервического для Чапайкина вмешательства в частную и имущественную жизнь. Для дела привлек пару опытных, старой школы, воров – задуманное было не для братков, в таком деле необходимо было сработать потоньше. Так и вышло – нажиться не удалось, зато удалось обидеть, а значит, уже частично наказать. Те, легко справившись с почти игрушечным замком и не обнаружив ничего имущественно привлекательного, прихватили небольшое денежное отложение вместе с незначительной по сумме сберкнижкой, но зато сдернули с генеральского мундира орденские планки, приложив их к взятым в ящике стола наградам и именному револьверу типа «наган».

Нельзя сказать, что таким результатом Стефан остался удовлетворен, как, впрочем, нельзя и отметить, что остался он весьма раздосадован. Все было не так, а совсем по-другому. Когда он понял, с кем имеет дело, и до него окончательно дошло, что Глеб Иваныч Чапайкин никакой не мздоимец, хоть и генерал-начальник, что этот человек, оказывается, совершеннейший бессребреник, что в его двухэтажной квартире, кроме пыльных деревяшек, черно-белого телевизора и разновеликих коробочек с лекарствами, и в помине не имеется того, ради чего хотелось жить в те времена и продолжать радоваться старости теперь, то резко насчет тактики своей мстительной передумал. Единственное, чего совершенно не допускал Томский, размышляя в долгой магаданской командировке над тем, кто есть кто и что кому в этой жизни потребно на деле, а не в силу должностных инструкций, это то, что первый зам московского УКГБ – идейный. А теперь это выходило именно так – коли не наворовал генерал со своей должности такого, чтобы сильно непрошеного гостя удивить. Нищий Чапайкин-то – нищий, а не вор.