Фанни надела нижнюю юбку и натянула безнадежно испорченное платье.

– Хью знает все о нас с тобой, – сообщила она.

Рейф вопросительно приподнял бровь.

– Откуда?

– Я ему рассказала.

Рейф закатил глаза.

– Неудивительно, что он тебя обхаживает.

– Я спросила у него, возможно ли, чтобы мужчина заявлял о своей любви к женщине и при этом изменял ей с другой.

– Да, если мужчина этот блуждает в потемках, преданный соперником, которого считал другом. – Слова эти сами слетели с языка, и Рейф тут же пожалел о сказанном, но, увы, слово не воробей.

– Хью сказал, что мужчина может любить женщину всем сердцем, и при этом… – Фанни вдруг замолчала и медленно повернулась к Рейфу лицом.

Он спокойно встретил ее взгляд.

– Ты не ослышалась, Фанни. – Рейф чувствовал, что задыхается. Большие, влажные глаза Фанни расширились еще больше. Она была потрясена и растеряна. Но разве он ждал иной реакции?

Она готова была произнести имя, что вертелось у нее на языке, но передумала и лишь спросила:

– Кто тебя предал?

Рейф с осторожностью подбирал слова:

– Меня предал Найджел. – Ну вот. Наконец, он произнес это имя вслух. – Сообща с Клер. Вначале я не позволял себе в это поверить. – Грудь жгло.

Фанни вслепую нащупала край ванны. Ей надо было схватиться за что-нибудь, чтобы не упасть.

– Как? Зачем? – Взгляд ее метался, словно в поисках ответа.

– Я так и не узнал, зачем они так поступили: то ли заигрались, то ли совершили осознанную подлость.

– Найджел всегда был злопамятным, а тебе он временами сильно завидовал, – медленно проговорила Фанни. – Но ты всегда был выше этого, Рейф. Но, ответь мне, неужели одного удара по самолюбию хватило, чтобы бросить тебя в объятия другой женщины?

На языке у Рейфа вертелись слова, о которых он знал, что пожалеет, и потому заставил себя сдержаться. Столько раз ему хотелось признаться ей о том, что приревновал ее, признаться в своем позоре. Но ведь сам себя он так и не простил, так с какой стати Фанни должна отпускать ему грехи? То, что представлялось Фанни почти что «невинной шуткой», он и тогда, и сейчас считал подлостью. Впрочем, убеждать Фанни в своей правоте он не видел смысла. В конце концов, она права: одного удара по самолюбию хватило, чтобы он упал в объятия первой же попавшейся деревенской девчонки, состроившей ему глазки.

Фанни слепо уставилась на пустые полки буфетной.

– Я бы хотела побыть одна.

Рейф шагнул к ней.

– Ты не хочешь, чтобы я помог тебе застегнуть платье?

Она повернула голову, окинув его взглядом, полным слез.

– Пожалуйста, уйди, – попросила она, и Рейф молча повиновался.

Налив воды в чайник, Рейф поставил его греться на плиту. Сев за стол, он закрыл лицо руками.

Он слышал доносившиеся из кладовки сдавленные рыдания Фанни. И какое-то время заставлял себя слушать, как она плачет. Когда это стало выше его сил, он распахнул дверь в буфетную и сгреб Фанни в объятия.

– Отпусти меня, – обливаясь слезами, пробурчала Фанни.

– Плачь, Фанни, тебе нужно выплакаться. – Фанни обхватила его руками за шею, и Рейф прижал ее теснее. – Только позволь мне быть рядом.

Слезы, упорно сдерживаемые все эти долгие пять лет, прорвали плотину. Ей казалось, этот поток не остановится никогда. Мало-помалу судорожные всхлипы стихли. Фанни зашмыгала носом. Впервые в жизни она не находила слов.

Последние несколько дней, таких опасных и трудных, Рейф был все время рядом. Он заполнил собой зияющую пустоту в ее душе. Пожалуй, именно благодаря его присутствию она смогла, наконец, позволить себе выплакать свою боль. Боль по отцу. Боль по себе.

Боль по Рейфу.

Сейчас в ней, как никогда, была крепка решимость вернуться домой, но не в Эдинбург, а в Локри, в поместье Квинсферри. Она поднимет мост над древним рвом и запрется в замке. И пусть эти бандиты, маскирующиеся под денди, попробуют выкурить ее оттуда!

В двери, ведущей на кухню, провернулся ключ. Рейф полез в карман за револьвером.

– Не стреляйте. Я принес еду и пиво, и еще шоколад для нашей прелестной гостьи.

Хью выложил еду из корзины на стол. Фанни заколола волосы, а Рейф застегнул то, что осталось от ее платья. После холодного компресса для глаз она выглядела значительно лучше, о чем не преминул сообщить Хью. Он церемонно отодвинул для нее табурет:

– Присаживайтесь, мадемуазель.

Все трое ужасно проголодались. Мужчины налегли на мясо, запивая его пивом. Фанни, несмотря на опасения, что ее может стошнить – живот сводило судорогами, – тоже поела, и, к счастью, конфуза не случилось. Наоборот, сытный ужин оказал на нее самое благотворное воздействие.

– Похоже, вы так и не пришли к согласию, – констатировал Хью, откинувшись на спинку стула.

Рейф смотрел на него исподлобья.

Хью зла на Рейфа не держал.