— Стольник, — потребовал пострадавший, который не без помощи своих приятелей вновь занял вертикальное положение.

— Козлы — это серьезное оскорбление, — покачал головой другой мужичок. — Тут сум… суммой меньше двух сотен никак не обойтись.

— Сто, — твердо заявила я, протягивая деньги.

Мужики смекнули, что могут остаться без халявы, выхватили купюру у меня из рук и еще проворнее зашагали к ларьку.

— Мань, ну почему твой язык работает быстрее, чем голова?! Такое ощущение, что весь мозг у тебя в спине или в каком-нибудь другом малоразвитом месте…

— Ладно тебе, Славка. Ну, не сдержалась, подумаешь! С кем не бывает? А алкаши меня страсть как раздражают. Зачем ты им деньги дала? — набросилась на меня подруга.

— Здрасте! Я еще и виновата. Если бы я не дала им деньги, то мы сейчас обе любовались бы на фонари под глазами друг у друга и на собственные зубы на асфальте. Так что, дорогая, уймись. И впредь, будь любезна, прежде, чем что-либо сказать, активизируй свою мыслительную деятельность!

Рубанув для убедительности кулаком воздух, я шагнула в подъезд.

Квартира номер один, где обитал Константин Макарович, на требовательные звонки в течение пяти минут ответила тишиной и молчанием. Зато из соседней, второй, высунулась востроносая физиономия щупленького дедули. На голове любопытного старичка красовалась женская панама в крупный красный горох.

— Вы к Макарычу? — хитро прищурилась панама.

— Да. К господину Онищенко Константину Макаровичу, — подтвердила я.

Дед ухмыльнулся:

— Ишь, к господину! Этот господин только что с дружками своими отбыть изволил.

— По делам? — уточнила Маруська.

— Ага, точно. У Макарыча каждый вечер дела в ближайшем гастрономе. Деловой человек, едрена мать! А вы с работы его, что ли?

— Почти, — ответила я.

Старичок в задумчивости поскреб панаму, а потом неожиданно пригласил:

— Входите. Макарыч раньше чем через пару часов не вернется. Пока выпьет, пока с ребятами потолкует… Мы с вами покуда чайком побалуемся.

Мы с Манькой нерешительно переглянулись, но в гости к деду все-таки зашли. Мой жизненный опыт подсказывал, что такие вот старички очень наблюдательны и о соседях своих могут рассказать немало интересного.

— Сюда, на кухню проходите, — суетился дед. — Рассаживайтесь, дамочки, сейчас чайку соображу. А может, вы кофею желаете? Нет? Ну, и ладно…

Дед лопотал очень быстро и так же быстро двигался по просторной кухне. Надо заметить, что кухня не выглядела бедной или убогой. Наоборот, обставлена она была по последним достижениям дизайнерской мысли и техники: гарнитур из какой-то светлой древесины со встроенным двухкамерным холодильником, варочной и духовой панелями и даже вытяжкой. Прочая электроника, как то: СВЧ-печь, электрочайник, кофеварка, тостер тоже присутствовали. Вся обстановка настолько не вязалась с внешним обликом хозяина, что мы с Маруськой растерянно озирались по сторонам. Дед, довольный произведенным эффектом, счастливо захихикал:

— Нравится? Это сынок мой решил подарок отцу сделать. Так и сказал: ты, говорит, батя, всю жизнь по баракам да по коммуналкам обитал, а теперь, говорит, поживи в комфорте, в окружении буржуйской техники. Сперва хотел даже меня к себе забрать — у него свой дом за городом. Да я отказался: родился в Москве и помирать в ней, голубушке, хочу. Да-а… Так по какой надобности вам Макарыч понадобился? По личной или по казенной?

— По личной!

— По казенной, — одновременно ответили мы с Маруськой.

— Это как посмотреть, — добавила подруга, ерзая на месте.

Повисла неловкая пауза, за время которой на столе волшебным образом появились ароматный чай, лимон, нарезанный прозрачными кружочками, клубничное варенье, вазочка с конфетами и французский багет с хрустящей аппетитной корочкой. Я пожалела, что некоторое время назад вкусила Манькину стряпню, плюнула на разного рода условности и щедро намазала кусок французского батона вареньем, зорко следя, чтобы на квадратный сантиметр хлеба приходилось максимальное количество вкусных ягодок. Манька, большая любительница сладкого, напихала за щеки множество конфет и теперь походила на счастливого хомяка. При взгляде на подружкины щеки я понимала — что такое закрома родины и где они находятся.

Наш гостеприимный дедуля некоторое время с умилением наблюдал за нами, а потом вдруг спохватился:

— Простите, дамочки! Я не представился. Николай Федорович я, Глухов. Вдовец, раньше работал на сталелитейном заводе, а нынче — обычный пенсионер. А вы, я так думаю, не иначе как насчет кражи в музее к Макарычу прибыли?

Настала моя очередь нервно ерзать на стуле, дивясь проницательности деда. Маруська закашлялась (видно, микс из конфет не в то горло попал) и попыталась как можно безразличнее выдавить: