Когда я в кабинете профессора М. показал ему свое письмо, он только бегло пробежал его глазами и добродушно посмотрел на меня через свои очки в толстой черной оправе. Он пожелал мне всего хорошего и спокойно, по-отечески дал понять, что рад за меня. Я почувствовал, что он полностью одобряет мой поступок. Возможно, он даже начал удивляться, почему я тут так надолго задержался. После нашего разговора прошло две недели, прежде чем мне вручили соглашение о прекращении трудовых отношений. В нем причина увольнения была названа предельно просто: «Переезд».

Сейчас полседьмого утра. Луч солнца пробивается сквозь оранжево-зеленые узорчатые занавески и отбрасывает на стену круглые тени. Селия тихонько похрапывает и издает едва слышный щелкающий звук, с каким лопаются мыльные пузыри. Я поворачиваюсь к ней и глажу мягкий круглый кончик ее маленького носа.

— Селия, ворчунишка, просыпайся. Пора в путь! — шепчу я ей на ухо. — Через полчаса за нами приедет Беата.

Мне хочется, чтобы жена спросонья прижалась ко мне, но против обыкновения она рывком отдергивает одеяло и резко поднимется.

— Уже так поздно?

Она торопливо соскакивает с постели, на ходу сбрасывает ночную сорочку и так быстро исчезает в ванной, что я успеваю заметить только ее замечательные симметричные ягодицы. Мой взгляд блуждает по спальне. Одежда упакована в чемоданы и вещмешки вместе с полотенцами, постельным бельем и разными мелочами. Кроме того, мы берем с собой только документы, важные бумаги, несколько книг и пластинок. И конечно, коллекцию комиксов Даниэля. Собирались до поздней ночи. Открытая сумка ждет, пока в нее сложат последние вещи. Мебель и прочее имущество мы оставляем здесь. Нам его просто «одолжили». К тому же мы очень надеемся, что в скором времени сможем вернуться в Чили и забрать наши вещи со склада. А пока в Гамбург. Там свекровь одолжит нам деньги на билеты до Мехико.

Одежду, в которой собираюсь поехать, я аккуратно сложил на стул — всегда так делаю, со школы. Тонкие коричневые штаны, бежевая рубашка, белье, носки и новые кожаные ботинки, которые я купил во время одной из поездок в Берлин и про которые совсем забыл. Селия смеется над моей привычкой складировать новые вещи в шкафу. Она всегда надевает обновки при первой же возможности. Однажды ребенком она даже спала в резиновых сапогах, которые ей подарили на день рождения. Я слышу, как Селия принимает душ, и иду на кухню ставить чайник.

Ровно в восемь раздается звонок в дверь. Застегивая рубашку, я выглядываю в окно спальни. Беата припарковала бутылочно-зеленую «ладу» прямо перед входом. Даниэль уже у двери.

— Мама! Папа! Поехали! — его голос чуть не срывается от возбуждения. Похоже, он рад нашему отъезду, хотя обычно не любит переезжать.

— Уже иду. — Селия стоит у кровати и укладывает в сумку последние вещи. Вода капает с темно-русых волос на плечи и оставляет на белой блузке прозрачные следы. Нужно было разбудить ее раньше. Она даже не успела выпить чаю, который я принес ей в спальню.

Я первым выхожу в прихожую и приветствую Беату. Она привезла с собой коллегу из латиноамериканского института. Тот стоит в дверях, прямой, как палка. Как будто ждет указаний. В ответ на мое приветствие молча кивает.

— Ну что, готовы? — Беата улыбается, но серые глаза смотрят грустно. Мы все понимаем, что вероятность снова встретиться близка к нулю. Мне тоже жаль зарождавшейся дружбы. Беата относится к тем немногим людям, кто, как мне кажется, искренне к нам расположен, а не следует указанию партии. Хотя симпатию по отношению к чилийскому сопротивлению высказывают многие. Но меня не покидает чувство, что люди, у которых на стенах висят плакаты с изображением Альенде, Корвалана или Виктора Хары, мечтают о Чили как о далеком абстрактном месте, где в некотором роде воплотились их революционные фантазии. Беата не такая. Я улыбаюсь ей в ответ и говорю:

— Да, Селия сейчас подойдет. Давайте пока вытащим чемоданы.

Я и глазом не успел моргнуть — так быстро мы вынесли двенадцать сумок на улицу и разместили их в багажнике и на крыше «лады». Мы с Селией в последний раз осматриваем квартиру. Не покидает ощущение, будто что-то забыли. Беате просит поторапливаться. Кажется, она волнуется больше нашего.

— Поехали скорее. Когда поезд подойдет, мы должны стоять на платформе в полной боеготовности, иначе не успеем погрузить весь багаж.

Мы запираем дверь и отдаем ключ Беате. Она позаботится о передаче квартиры. Когда мы подходим к машине, Даниэль уже сидит на заднем сиденье. Мы уступаем место рядом с водителем нашему куратору, у которой явно более длинные ноги, и садимся к сыну — конечно, приходится потесниться.

На вокзале все происходит очень быстро. Слава Богу, о билетах я позаботился заранее. Взваливаем багаж на три тележки. Хорошо, что Беата провожает нас до платформы. Ее странноватый коллега уже попрощался. Даниэль снует вокруг нас. Сегодня жарче, чем обычно, моя рубашка прилипла к телу. Подходит поезд, Селия и Даниэль садятся. Я остаюсь на платформе, чтобы с помощью Беаты через окно передать Селии багаж. Чувствую себя строителем, который забрасывает на грузовик мешки с цементом. Нагибаясь, хватаю сумки, одну за другой, взваливаю их на плечо, потом, прислонив к поезду, веду до окна, просовываю и отпускаю, только когда их принимает Селия. Даниэль стоит рядом с мамой и пытается помогать. Аж покраснел от напряжения.