Но Джулиан заставил Архитектора обивать наш порог еще несколько недель, игнорируя его готовое решение, что было серьезной проверкой для такого блестящего программиста. Любой другой начальник не задумываясь немедленно взял бы его на хорошо оплачиваемую должность. Архитектор остался у нас только чудом, которое не обошлось без уговоров с моей стороны. Джулиана простота-ки коробило при мысли, что еще у одного человека будет доступ к нашему серверу. Технику он полного доступа так и не дал, чем излишне усложнил его работу.

Когда Архитектору наконец было позволено взглянуть на нашу систему, он схватился за голову. Забудем все последующие угрозы и скандалы, связанные с WL, – настоящий скандал отражался в этот момент в глазах Архитектора: беспорядочно разрастающиеся строчки программ и слабая, никуда не годная инфраструктура. Короче, увидел он хаос, недостаток ресурсов, слабую защиту, кое-как слепленные составные части – ни четко определенных процессов, ни приличного режима работы.

Архитектор принялся за работу. В течение последующих месяцев он четко распределил обязанности. Техники стандартизировали форматы и пересылали нам обработанный материал. Они занимались технической частью, мы с Джулианом – содержанием. Когда система была приведена в порядок, мы разослали серверы по всему миру, причем по почте. Добровольные помощники установили их у себя и обеспечили хостинг. Наша скрытая сеть объединяла различные серверы во всем мире.

Любой другой фирме на подобную реконструкцию понадобилась бы целая команда специалистов и полгода времени. Архитектор превзошел своим энтузиазмом даже нас, причем многократно.

Но зачем ему это было нужно, что им руководило, почему его так тянуло в WL? Мне кажется, его увлекла задача как таковая. В конце концов, мы создавали нечто уникальное, в том числе и с технической точки зрения. Мы были настоящими первопроходцами на совершенно неосвоенной территории, и у него появилась возможность стать своеобразным Колумбом информационных платформ или, по крайней мере, Даниэлем Дюзентрибом виртуальной архитектуры.

Наш проект был сложным во всех отношениях, это касалось как самой архитектурной части, так и структурных решений, на которые она опиралась. Сюда же добавлялись аспект безопасности и масса юридических аспектов.

Архитектор, как и юный Техник, не особо стремился привлекать внимание к своей персоне, но, в отличие от Техника, имел собственное мнение, которое не боялся высказать. Его манера общения была для людей незнакомых несколько непривычной. Он не придавал значения формам вежливого обращения, не признавал комплиментов и дружеского тона. В результате его высказывания отличались предельной лаконичностью. Он не мог смириться с полуправдой, отговорками или необоснованными отказами. Фразы типа: «Поверь мне, я в этом разберусь» – приводили его в бешенство. «Либо человек понятия не имеет, о чем речь, либо он хочет меня надуть», – говорил он. Веские аргументы были для него важнее, чем изящные формулировки.

Когда впоследствии дело дошло до конфликтов между членами команды, когда страсти кипели, а взаимные обвинения стали выходить за рамки разумного, Архитектору неизменно удавалось сохранить объективность. Мне кажется, он не считал себя обязанным сохранять лояльность по отношению к кому бы то ни было, ни ко мне, ни к Джулиану – в лучшем случае он служил идее. Он был абсолютно независим и чувствовал ответственность исключительно за качество своей работы. Но поскольку к самому себе он предъявлял крайне высокие требования, на него всегда можно было положиться. Хотя мы с ним нередко ссорились, я точно знал, что он не впадет в истерику, не попробует обвести вокруг пальца, не будет строить тайных планов. Он не ведал ни зависти, ни злобы, ни трусости. Такое можно сказать далеко не о каждом.

В течение нескольких месяцев оба техника и мы с Джулианом работали с полной отдачей, но спустя почти год после моего увольнения из EDS, в конце 2009-го, наши финансы были плачевны как никогда. Публикация сообщений с пейджеров от 11 сентября 2009 года опустошила нашу кассу. Пятьсот тысяч эсэмэсок и радиосообщений вызвали первый небольшой медиавзрыв. Наш сайт чуть не рухнул под напором запросов. Нужно было обработать сообщения так, чтобы они были понятны и пригодны для чтения, что оказалось очень трудоемким процессом.

Мы решили рассылать не все сообщения сразу, а во временной последовательности террористических актов. Таким образом мы пытались воссоздать ход реальных событий и уберечь читателей от информационной перегрузки. А еще мы надеялись таким образом улучшить контроль просмотров нашего сайта.

Wikileaks.org по-прежнему находился на одном-единственном компьютере. Для сообщений с пейджеров мы создали отдельный сайт, распределив его на несколько серверов. Этим решением мы в основном обязаны нашим добровольным помощникам, которые предоставили нам в пользование свои ресурсы и серверы. Несмотря на это, наша инфраструктура трещала по всем швам. Целый год мы исполняли обязанности своего собственного ремонтного отдела. Не успевали мы устранить неисправность в одном месте, как тотчас же появлялись проблемы в другом. Плата постоянно была переполнена из-за непрекращающегося потока поступающих документов, оборудование нуждалось в замене, операционная система срочно требовала обновления, так что мы просто не знали, за что хвататься. Архитектор по уши увяз в капитальном ремонте и работал с утра до ночи. Система с годами усложнялась, программный индекс разросся так, что напоминал дадаистские чертежи, и никто уже не мог в нем разобраться, тем более Джулиан, который техническими вопросами давно не интересовался.

Решение на время выйти из Сети было принято единогласно. Этим мы намеревались сказать миру следующее: если хотите, чтобы мы продолжали свою деятельность, поддержите нас! Что-то вроде забастовки. Никаких дискуссий на эту тему не велось.

Двадцать третьего декабря 2009 года мы отключили сайт, и впервые за долгое время наступил покой. Это помогло нам осознать, что так продолжаться не может.

На протяжении всех этих месяцев невидимая сила тянула меня к компьютеру, в чат, в интернет. Каждый день возникали новые проблемы, и не было времени отвести взгляд от экрана, отвлечься хотя бы на сутки. И когда незадолго до рождественских праздников я впервые за несколько лет вырвался из пут WL, ощущение было невообразимое. У меня открылись глаза, я снова увидел окружающий мир. Я почувствовал облегчение… но вместе с тем и некоторый дискомфорт. Мне, несомненно, чего-то не хватало.

На праздники я поехал к родителям. Просто бездельничал: ел до отвала и разворачивал рождественские подарки. Наконец смог побыть со своей девушкой.

В последние месяцы, если мы и встречались, что случалось далеко не часто, присутствие мое было чисто формальным, то есть я находился с ней в одном помещении, не больше. Я работал, а она сидела на кровати, скрестив ноги, и задумчиво смотрела мне в спину. Потом она говорила: «Я скоро спать пойду».

«Давай!» – отвечал я и продолжал работать.

Она выжидала еще полчаса, потом нерешительно вставала, подходила к моему письменному столу, целовала меня в щеку и ложилась спать. Я практически никак не реагировал, даже настольную лампу не выключал, только немного отклонял ее в сторону.

Я ложился поздно ночью и уже спустя несколько секунд спал крепким сном. У меня совершенно не было потребности засыпать вместе с ней. И не могу сказать, чтобы мне чего-то недоставало. Меня только мучила совесть, причем все сильнее. Все это происходило постепенно, но в итоге она наверняка почувствовала мою отчужденность.

Когда я утверждаю, что и сегодня все сделал бы точно так же, как тогда, включая все ошибки, наших отношений это никоим образом не касается. Мое активное участие в судьбе WL дорого ей обошлось. Я знаю, что она тяжело перенесла мой уход, который в скором времени последовал. Она тоже не собиралась тратить жизнь на бессмысленное сидение в офисе, ей не меньше моего хотелось изменить мир к лучшему.

В порыве неудержимого энтузиазма я тогда внушил ей, что она со временем тоже станет частью проекта. Мы часто говорили о том, что, когда мы встанем на ноги, сможем платить оклады и снимать офисные помещения, она, несомненно, будет идеальной кандидатурой для решения организационных вопросов. Я в тот момент сам верил в свои слова, надеялся, что будет именно так, а для нее это, скорее всего, звучало как обещания.

Она была человеком застенчивым, придавала большое значение нашим отношениям и мало времени проводила с друзьями. Она меня ни в чем не ограничивала. Каждый человек должен стремиться оправдать те ожидания, которые он пробуждает в окружающих. Я ее ожиданий не оправдал, о чем до сих пор безгранично сожалею.

Потом был 26C3, то есть 26-й конгресс «Хаоса». Для меня он стал событием года. Наверное, так чувствует себя человек, которому прямо в мозг шприцем ввели дозу эндорфинов.

Нам, так сказать, предоставили ключевую позицию – у нас был самый солидный доклад, основное мероприятие дня в самое удобное время. Чтобы разместить в зале всех желающих, пришлось бы пристроить второй этаж.

Мы заранее раздали публике карточки с номерами. Потом я объявил, что в Исландии к нам якобы обратилась группа под названием «Рождественская бригада», которая передала нам сведения о специальном списке людей – на будущий год они, скорее всего, останутся без рождественских подарков, поскольку недостаточно добросовестно выполняют свои общественные обязанности. У каждого, кто получил карточку с номером, есть год на то, чтобы исправить ситуацию. А мы бы тогда похлопотали за них у Санта-Клауса.