После Фионова я поехала в информационный центр. Сердце милицейского архива, в котором работали неподкупные и преданные своему делу люди. Я позвонила по внутреннему телефону своей знакомой и просто назвала ей фамилию, имя и приблизительный год рождения. И стала ждать. Вид денег — правильно сказала Эмма, — как первая сигнальная система. Человек начинает действовать словно под гипнозом. Но только это будет посильнее гипноза.

Знакомая девушка вынесла мне распечатку и, оглядываясь, взяла деньги. Мы остались довольны друг другом. Я поблагодарила ее и вернулась в машину. Мне не терпелось взглянуть на распечатку.

«Дымкова Эмма Борисовна…» Я почему-то думала, что Эмма живет в городе одна. Но, оказывается, на окраине Тарасова, в санаторной зоне Смирновского ущелья, жила ее мать. Пенсионерка. Та самая женщина, которая и внушила дочери отвращение к мужчинам. И я решила встретиться с ней. В информации, только что полученной мною, как ни странно, был всего лишь один адрес, значит, если Эмма и жила до замужества с каким-нибудь мужчиной, то оставалась прописанной у матери.

…Зеленая улица, уютная и тихая, множество одноэтажных домишек. Бродячие собаки, облезлые коты, помеченные синей масляной краской куры… Деревенский пейзаж.

Я остановилась у дома номер семьдесят два и позвонила у калитки. За невысоким заборчиком виднелся чистенький, весь в цветах, двор, высокое крыльцо и кирпичный светлый домик с красной крышей. На звонок вышла немолодая, но довольно красивая худенькая женщина в серых брючках и черной, мужского покроя, рубашке.

— Вы Маргарита Петровна Дымкова? — спросила я.

— Да, — с достоинством ответила женщина и спустилась с крыльца. — Проходите.

Она впустила меня во двор и пригласила войти в дом.

— Вы пряжу принесли? — спросила она, усаживая меня за стол в прохладной полутемной комнате.

— Пряжу?

— Ну да, а вы разве не за тем пришли, чтобы я вам что-нибудь связала?

Мне сразу стало понятно, на что живет эта симпатичная женщина и на какие деньги куплены дорогие ковры, мебель и прочие ценные безделушки. Судя по обстановке, Маргарита Петровна устроила у себя в доме нечто, похожее на рай: чистенький, весь в цветах и картинах.

Маргарита Петровна оказалась вполне современной женщиной, независимой и склонной к философствованию.

— Я пришла, чтобы поговорить с вами об Эмме.

Она удивленно вскинула брови и поджала губы.

— Давно у меня в доме не произносилось это имя. Эмма бывает здесь крайне редко. Она вышла замуж и сильно изменилась.

— Вы были против этого брака?

— Я против брака вообще. Я бы могла долго распространяться на эту тему, но вы ведь пришли не за этим. Что-нибудь случилось?

— Разве вы ничего не знаете?

— А что я должна знать? Они в очередной раз поссорились? Жить с человеком, который старше тебя на тридцать пять лет, не так-то просто. Вы согласны со мной? Хотя Яша вполне достойный человек и в свои шестьдесят с небольшим выглядит молодо и полон сил. Но это уж их дела.

— Маргарита Петровна, вашего зятя больше нет в живых, — сказала я без всякой подготовки, чувствуя, что моя собеседница достаточно сильная женщина.

— Он что, умер?..

— Его убили четвертого числа, на даче в Кукушкине. Я веду расследование. Но Эмма очень скрытный человек, с ней сложно общаться. Кроме того, она скрывается от милиции у какого-то мужчины. Понимаете, сейчас, после смерти Липкина, я думаю, вы сможете назвать этого мужчину… Ведь Эмма наверняка знает многое. Полученная от нее информация поможет следствию отыскать убийцу ее мужа. Вы же взрослая женщина, вы должны это понимать. Если убийца ходит где-то рядом, то, быть может, опасность угрожает и вашей дочери. Вы согласны мне помочь?

— Яшу убили? — Она задумчиво рассматривала узор на скатерти. — Лучше уж вы пришли бы заказать свитер… А она мне даже не позвонила. Постойте, вы сказали, что она скрывается от милиции, а кто же тогда вы?

Я достала свою лицензию и показала ей.

— Вот и хорошо. А то, знаете, я не доверяю милиции. Они все переврут и посадят ни в чем не повинного человека. Сколько уж таких случаев было…

— Когда вы видели Эмму в последний раз?

— Несколько месяцев назад. Она, кстати, неважно выглядела и была чем-то напугана. Сначала я подумала, что она забеременела. А я строго-настрого запретила ей рожать. Из нее выйдет плохая мать. К тому же, если уж рожать, то надо хорошенько узнать человека, а она Яшу знала плохо. Говорила, что он какой-то странный. А если женщина о мужчине говорит подобным образом, значит, здесь что-то не так. Но оказалось, что я ошиблась в своем предположении. Эмма мне ничего толком не объяснила, но выглядела и в самом деле очень расстроенной.

— Скажите, вы всегда жили в таком достатке?

— Нет, конечно, нет. Я в молодости много болела, постоянно была на больничном, и мы с Эммочкой подчас голодали. Жили на хлебе и молоке. Тогда это стоило гроши.

— А отец Эммы?

— Нет-нет, и не вспоминайте об этом человеке. Я не хочу о нем слышать. И не понимаю женщин, которые прощают измены. Я не простила и Эмму воспитывала в том же духе. Мы, женщины, должны быть солидарны в нашем отношении к мужчинам…

Я оборвала ее.

— Она всегда была такая рыжая?