— Да. Понимаешь, на этой неделе умерли уже несколько молодых парней. Мы отслеживаем такие случаи. Один — Козырев Виталий — директор коммерческой фирмы. Второй — Павел Заболотный — летчик. Третий — Александр Вальтер. Четвертый — Григорий Абросимов. Мы попытались объединить их при помощи компьютеров по каким-то общим признакам и принципам, учитывая возраст, интересы, место учебы и работы, интеллект, физические данные и отношение к спорту, музыке… Это удивительно — ничего общего, что могло бы как-то связывать этих людей, мы не нашли. Они не были знакомы друг с другом. Их родные ни разу нигде не пересекались, знакомые тоже ничего друг о друге не знали. Но вот несколько таких странных смертей.

— И поэтому ты здесь?

— Да. Если тебе нужна какая-то оперативная информация, ты только скажи.

— Кроме кратких сведений об этих людях, мне ничего не надо. И обязательно телефоны, адреса…

— Я принес. — Янтарев достал список. — Ты мой телефон знаешь.

— Знаю, но он почему-то не отвечает, когда мне позарез нужно.

— Я тебе там еще восемь написал, тебя всегда со мной свяжут, если ты только назовешься. Теперь говори, какие проблемы у тебя? Чем я могу помочь?

— Обо всем этом ты узнаешь очень скоро. А пока ответь на вопрос: что искали твои люди в квартире Липкина?

Он тяжело вздохнул.

— Ты, похоже, в курсе всех наших дел. От тебя ничего не скроешь. Но мои ребята у него ничего не нашли. Думали, что наркотики, оказалось, что ошиблись.

— Ты, Янтарев, на службе, я понимаю, но если ты не будешь со мной откровенен, то ведь и я откажусь тебе помогать. Ты меня понял?

— Короче, так. В Тарасов должен приехать один человек. Иностранец. Очень известная личность в Америке. Просто Крез. По нашим данным, он должен был встретиться с Липкиным в конце этой недели…

— А почему «должен был»?.. Он что — уже не едет?

— Едет. Вернее, собирается. Но ведь Липкина нет в живых. Вот мы и хотели загримировать нашего человека под Липкина, чтобы встреча все-таки состоялась. Это, конечно, большой риск. Но куда деваться? Не просто же так этот Ральф, так условно назовем этого человека, едет к нам, в глушь, в Тарасов.

— У Липкина много антиквариата, разве вы исключаете этот интерес?

— Антиквариат можно приобрести через посредника или агента. Это не тот масштаб. Думаю, речь идет о чем-то более серьезном.

— Не предполагала, что вы так грубо работаете. Чуть квартиру не сожгли.

— А ты откуда знаешь?

— А я там была. Говорю же — грубо работаете. Меня за дверью не заметили. — Я уже не стала рассказывать ему о том, что была в квартире не одна, а с Валентиной, домработницей.

— А что ты там делала?

— Работала.

— А где Эмма Липкина, знаешь?

— Знаю, конечно. Она на море сейчас отдыхает. Это я ей посоветовала.

— Как на море? У нее ведь муж погиб, похороны завтра. Это что же, значит, она и после смерти не может ему простить?

— Чего прощать-то?

— Говорят, они очень плохо жили. Я беседовал с человеком, который расследует это дело. Он сначала тоже искал ее, думал, что это она убила Липкина, но у нее железное алиби. Она вроде бы в каком-то салоне красоты в это время была. И человек двадцать могут это подтвердить. Поэтому я тебя спрашиваю не столько в интересах дела, сколько просто из любопытства.

— Вот я твое любопытство и удовлетворяю. Говорю, она на море.

— А что ты делала в ее квартире?

— Перед отъездом она оформила на меня доверенность на ведение всех ее имущественных дел, чтобы я могла присмотреть за ее антиквариатом и квартирой…

— Понял. Значит, охрана у дверей — твоя работа?

— Разумеется.

— Молодец. Хорошо действуешь. Так поможешь с этими ребятами?

— Что-то я не понимаю. Парни умерли от инфаркта. Что я могу узнать нового? Если бы их убили — тогда да. Может, я к концу дня плохо соображаю?

— Похоже, мы все плохо соображаем.

— Сердца были их собственные? — спросила я, мысля категориями фантастики и прогресса. — Или пластмассовые имплантанты?

— Настоящие, конечно, — не понял юмора Янтарев.

— Тогда я вообще не по этой части. Это же связано со здоровьем, а не с насилием. Думаю, что дело в нашей экологии. Скоро мы будем ходить с хвостами и щупальцами, а потом и вовсе уйдем в море.

— Но ты подумаешь? — спросил он с надеждой.

— Подумаю, конечно. Сейчас вот опять залягу в ванну, откуда ты меня вытащил, и буду думать. Только не уверена, что о твоих парнях. По-моему, с ними все ясно. Я позвоню, если что-нибудь придумаю.

Янтарев ушел, а я внимательно просмотрела оставленный им список. Никаких мыслей. Полное присутствие отсутствия мыслей. Или полное отсутствие присутствия мыслей. Я вернулась в ванную и нырнула с головой в зеленоватую воду. Прочь от всего! Мне надо было расслабиться. Отключиться на время. Отдохнуть.