Шрифт:
– Вот, видите? Это подвеска с орденом Золотого Руна, принадлежавшая Людовику XV.
Себастьян уставился на кричаще броское ювелирное изделие из золота и драгоценных камней. В центре подвески свернулся великолепный красный дракон, искусно вырезанный из продолговатого камня цвета бычьей крови. Десятки маленьких, прозрачных бриллиантов составляли крылья и хвост дракона; над ним покоился огромный шестигранный алмаз, а еще выше – желтый камень чуть поменьше. Однако наибольшее внимание привлекал огромный, глубокого сапфирного цвета бриллиант, лежавший в языках пламени, изрыгаемых пастью дракона. Внизу, почти незаметный по сравнению с крупным голубым камнем, висел и сам барашек, руно которого образовывали десятки мелких желтых камушков, оправленных в золото.
– А что это за крупный прозрачный бриллиант наверху?
– Его называли «Базу». Весил почти тридцать три карата и уступал по величине только «Голубому французу». Большие желтые камни, которые вы видите здесь и здесь – это желтые сапфиры, по десять карат каждый. Пять бриллиантов по пять карат. И без преувеличения десятки мелких камней. А в руне сплошь желтые бриллианты.
– И ни один из них не был найден?
– Только резной красный дракон, известный как «Кот-де-Бретань» [19] . Его нашли совершенно случайно, вскоре после кражи.
19
Кот-де-Бретань(фр. C^ote-de-Bretagne, дословно «Побережье Бретани») – самая старинная из дошедших до наших дней драгоценность сокровищницы французских королей, весом в 107 карат, в виде свернувшегося дракона. Сейчас хранится в Лувре. Долгое время камень, из которого вырезан дракон, считали рубином, хотя на самом деле это оказалась шпинель – не менее редкий, но относящийся к полудрагоценным минерал.
– Выходит, подвеска была разобрана на части.
– Да. – Франсийон закрыл книгу и засунул ее обратно под прилавок. – Но вы должны понимать, что подобные предположения не более чем чистой воды догадки. Эйслер не сказал ничего – ни единого слова, которое наводило бы на подозрения, что показанный мне бриллиант был «Голубым французом».
– Для кого предназначался проспект?
– Я уже говорил вам, Эйслер не признался. Но…
– Но?..
– Догадаться нетрудно.
– Имеете в виду Принни?
Ювелир пожал плечами и закатил глаза, однако ничего не ответил.
Девлин пытливо вгляделся в сдержанные черты маленького француза:
– Впервые услышав о гибели Эйслера, кто, вы подумали, его убил?
Франсийон изумленно хмыкнул:
– Вы шутите.
– О, я абсолютно серьезен.
Собеседник еще раз прокашлялся и многозначительно отвел взгляд.
– Ну, если хотите знать, я, естественно, предположил, что к этому может как-то оказаться причастным Перлман.
– Кто?
– Самуэль Перлман, племянник Эйслера.
– Часом, не тот, кто застал Рассела Йейтса над телом торговца?
– У Эйслера только один племянник, он же единственный его наследник.
– Я этого не знал.
Франсийон кивнул:
– Да, сын его сестры. Эйслер никогда не делал секрета из того факта, что презирает парня. Постоянно грозился лишить его наследства и оставить все свои деньги на благотворительность.
– Чем же Перлман вызвал такое неудовольствие дяди?
– Мистер Эйслер считал племянника… транжирой.
– А это действительно так?
Ювелир почесал кончик носа.
– Попросту говоря, подход Перлмана к деньгам и тратам значительно отличался от подхода самого Эйслера. Однако недовольство вызывалось не только этим. Покойный также возмущался недавней женитьбой племянника. Он, собственно, сказал мне в субботу, что это стало последней каплей. Последней каплей.
– Неподобающая партия?
– По мнению Эйслера. – Легкая усмешка собрала морщинки у глаз француза. – Отец невесты – архиепископ Даремский.
– А-а, – протянул Себастьян. – Скажите, а мистер Перлман участвовал каким-либо образом в дядиных сделках с бриллиантами?
Франсийон покачал головой:
– Я был бы удивлен, вырази он желание поучаствовать. Но даже если бы и выразил, тот никогда бы не согласился.
– Потому что считал племянника некомпетентным? Или непорядочным?
– Потому что мистер Эйслер никогда и никому не доверял, даже кровным родственникам. По моему опыту, каждый из нас смотрит на мир через призму собственного поведения. Если человек честен, он обычно полагает, что и все остальные будут с ним честны. Как следствие, он доверяет людям и принимает их слова за чистую монету – даже когда этого не следует делать. Поскольку сам он не обманывает и не жульничает, ему не приходит в голову, что другие могут обмануть его или обжулить.
– А Эйслер?
– Скажем так: Даниэль Эйслер всю жизнь боялся, что его облапошат.
– И это кому-либо удалось?
Смешливые морщинки у глаз ювелира сделались глубже.
– Даже самых хитроумных иногда облапошивают. Но если спросите у меня имена, я не смогу их назвать. Эйслер надежно хранил свои тайны.
Виконт наклонил голову:
– Благодарю за помощь.
Франсийон кивнул и вернулся к наведению порядка на стене за витринами.
Выйдя из магазина, Девлин остановился под козырьком, глядя на дождь. Мимо пробежала служанка, прикрывая голову шалью и постукивая деревянными башмаками по тротуару; на углу мальчишка с метлой старательно убирал с мостовой кучу мокрого навоза.