— Такъ почему же отца-то отъ насъ увезли? — спросилъ опять мальчикъ. — Вдь онъ ни въ чемъ не провинился?

— Не знаю, сынокъ мой, ничего не знаю, — прорыдала несчастная крестьянка. — Помню только, что годъ тому назадъ, въ такой же весенній вечеръ, только не дождливый и ненастный, а свтлый и теплый, пріхали въ наше село русскіе солдаты, и заявивъ, что они присланы сюда, къ намъ въ Дагобенъ, по приказанію самой царицы, за вашимъ отцомъ, увезли его съ собою…

— Какъ это страшно, матушка! — весь дрожа при одномъ воспоминаніи о случившемся, произнесъ Ваня.

— Да, ужасно, сынокъ!..

Въ это время кто то сильно постучалъ въ дверь. Мать и сынъ вздрогнули.

— Господи помилуй! Кто это можетъ быть? — прошептала со страхомъ бдная женщина, отодвигая тяжелый запоръ у входа въ избу.

МАРТЫНЪ! Ты! Но, Боже мой, что съ тобою?..

Въ горницу ворвался красивый черноглазый мальчикъ. Онъ былъ безъ шапки, и спутанные кудри его бились по стройнымъ дтскимъ плечамъ. Кафтанъ распоясался и безпорядочно болтался на его сильной, рослой фигур. Темные, живые глаза горли отъ волненія. Блдное лицо носило слды тревоги…

— Матушка! Намъ грозитъ новая бда… — вскричалъ онъ испуганнымъ голосомъ. — Я пасъ помщичьихъ свиней на опушк лса вблизи нашего Дагобена… и вдругъ… вижу, детъ цлый отрядъ солдатъ… Они направляются прямо въ нашу деревню… Я хорошо разглядлъ ихъ лица. Матушка! Я узналъ ихъ!.. Это т-же солдаты, которые годъ тому назадъ увезли отъ насъ отца… Они опять появились въ Дагобен… Я не знаю зачмъ, но мн кажется… я предчувствую… что-то худое должно случиться съ нами опять…. Я бросился бжать безъ оглядки, оставивъ стадо у лса… Мн страшно за тебя и за Ваню, матушка… Солдаты, наврное, пріхали за нами… Схватили отца, теперь насъ схватятъ… Надо закрыть дверь, матушка, потушить огонь… Кто знаетъ, можетъ быть, Господь пронесетъ это несчастье, и они продутъ мимо нашего дома.

И говоря это, черноглазый Мартынъ проворно закрылъ дверь, потушилъ лучину и, чутко прислушиваясь, къ тому, что длалось на улиц, поминутно смотрлъ въ окно.

Но за окномъ все было тихо. Весь Дагобенъ (такое названіе носила деревушка, гд происходило описываемое событіе) очевидно спалъ уже крпкимъ сномъ въ этотъ поздній часъ. Ни шороха, ни звука…

КАКЪ безумная, металась по своей убогой избушк крестьянка, испуганная словами сына. Она то хватала посуду и безъ всякой цли разставляла ее, то подбгала къ своимъ сыновьямъ и, обнявъ ихъ, прижимала къ себ, шепча молитвы. Слезы отчаянія лились изъ ея глазъ. Девяти лтній Ванюша тоже горько плакалъ, глядя на мать. Лишь Мартынъ угрюмо хмурилъ свои темныя брови и крпко сжималъ свои еще дтскія руки.

И вдругъ глаза его блеснули твердой ршимостью.

— Не бойся, матушка! Я никому не позволю тебя обижать! — произнесъ онъ сурово, какъ взрослый. — пусть Ваня ложится спать… да и ты тоже ложись… Я лягу у порога и защищу тебя, если явятся враги.

— Нтъ, нтъ! Не до спанья сегодня, милый! — прошептала въ отвтъ ему его несчастная мать. — Вдь каждую минуту сюда могутъ явиться солдаты…

Она не договорила… Ясно и гулко донесся до ихъ слуха топотъ лошадиныхъ копытъ, разомъ нарушившій мертвую тишину дагобенской улицы.

— Господи Боже! — въ ужас вскричала Марія, — это они! Мы пропали, дти! Они сію минуту ворвутся къ намъ…

И она упала на колни посреди избы, крпко прижимая къ груди своихъ сыновей. Слезы обильно струились но испуганному личику Ивана, въ то время, какъ Мартынъ, сжимая кулаки и сердито нахмуривъ брови, внимательно глядлъ на дверь…

Этотъ смлый, отважный мальчикъ ршилъ во что бы то ни стало защитить мать и брата отъ грозящей имъ опасности.

Между тмъ, ясно послышались отдльные звуки, возгласы… Еще минута, другая, и сильный ударъ въ дверь потрясъ ветхую избушку всю до основанія.

— Эй, кто тамъ? Открывай живе! — послышались голоса за порогомъ.

— Мы погибли! — прошептала въ ужас крестьянка, еще крпче прижимая къ себ своихъ сыновей.

— Слышишь, отворяй скоре! — прокричалъ грубый голосъ за дверью, — а то мы разнесемъ вашу хату!

И снова посыпались удары одинъ за другимъ. Ветхая дверь не выдержала, затрещала и тяжело рухнула на полъ.

Въ ту же минуту шесть вооруженныхъ солдатъ ворвались въ горницу. Впереди всхъ находился сержантъ, начальникъ отряда.

— Ты Марія Скавронская? — обратился онъ къ испуганной хозяйк.

Та хотла отвтить и не могла. Страхъ, ужасъ, отчаяніе сковали уста несчастной женщины. Въ ту-же минуту черноглазый мальчикъ выскочилъ впередъ и, весь пылая гнвомъ, крикнулъ сержанту:

— Не трогай мою мать, господинъ. Я никому не позволю ее обижать. Вы взяли отъ насъ отца и думаете, что теперь матушка беззащитна? Нтъ, пока живъ я — Мартынъ Скавронскій, никто не посметъ обидть ее!..

— Вотъ такъ защитникъ! — грубо расхохотался сержантъ, — самого отъ земли едва видно, а туда-же. Связать его!.. — коротко приказалъ онъ солдатамъ.