Шрифт:
Цех Андрея в «отпускные» не попал. Однако и особой работы не было. Не на что стало покупать комплектующие. Российские смежники кое-что дали под «честное слово». Украинские – сами стояли без денег. Эстонцы заявили, что правительство республики запретило «кормить русский военно-промышленный комплекс».
Раздражённый Нестеренко решил: чем болтаться, как навоз в проруби, лучше съездить на охоту. С продуктами стала совсем беда. Мясо можно было купить только по сверхвысоким ценам на рынке. Охота уже давно выручала компанию. Прошли те времена, когда Павел Слепцов, имеющий «кормушку», и даже Карабанов снисходительно смотрели, как Фетисов раскладывает куски разделанного лося на кучки, а потом также с ленцой брали разыгранное. На охотах последних лет все внимательно следили за наполнением кучек, и едва отвернувшийся Волков заканчивал называть, кому какая предназначена, сразу раскладывали мясо по мешкам.
Несколько удачных охот обеспечивали семью каждого лосятиной и кабаном с ноября по конец марта.
Андрей позвонил учителю. С ним и с Савельевым он разговаривал по телефону сразу после Беловежья. Даже спокойный и воспитанный Волков тогда не мог говорить без матерщины. Клокотал в гневе и журналист, упоминая какие-то баночки с керосином. Теперь Нестеренко решил, что на охоте с товарищами ему будет легче.
Волков прикинул: полнедели были свободными. Сказали о задумке Савельеву. Виктор согласился. Только спросил: будут ли доктор и Слепцов? Волков колебался: может, пригласить? Но электрик твёрдо заявил: тогда без него. Позвонили Фетисову. Товаровед обрадовался. Однако когда Нестеренко – всё через тот же угольный склад – договорился с Адольфом, Игорь Николаевич с огорчением отказался: опять прихватило сердце.
Адольф велел ехать в деревушку Марьино, где охотились весной. Опять издалека увидели возле Дмитриевого дома трактор «Беларусь» с тележкой. При подъезде к избе на какой-то миг осветили фарами окна. Не успели выйти из машины, как в сенях зажёгся свет, открылась дверь и в проёме показалась, освещённая сзади, коренастая фигура Адольфа. Впереди него выскочила крупная лайка. Басовито гавкнула, оросилась к машине.
– Пират! – крикнул Нестеренко. Собака как споткнулась. Радостно взвизгнула, завертелась. – Пират! Разбойник! Какой стал! Ах же ты, морда моя! Хватит лизать!
Электрик, нагнувшись, пытался погладить пса, тот изворачивался, подпрыгивал, успевал лизнуть Андрея, снова отскакивал.
– Смотри, не забыл! – тоже возбудился Волков. – Столько времени прошло!
– Не так и много, – без энтузиазма проговорил Савельев. – Каких-то восемь месяцев. Случилось много всего – это да. Другим на сто лет хватит, сколько у нас – за месяцы.
– Ну, хорош лизаться, Пират! – подошёл егерь. По очереди обнял всех. В кое-как накинутых куртках вышли Валерка и Николай. Помогли занести в избу рюкзаки, ружья в чехлах. Там вокруг стола ходил Дмитрий. Он заметно облагородился: постриг рыжеватые космы, побрился, стал ухоженней в одежде. Да и в движениях, во взгляде от прежнего заброшенного мужика мало что осталось. По избе ступал хозяин, заимевший власть и одновременно – ответственность. «Наверно, женился», – подумал Волков. А тот, словно подтверждая догадку учителя, приветливо ощерил от уха до уха рот и крикнул в комнату за печкой:
– Валентина! Встречай гостей!
В отличие от Дмитрия женщина не изменилась. Те же печальные глаза, то же робкое подобие улыбки. «Сломали человеку жизнь, сволочи. Не скоро отойдёт», – с горечью подумал учитель.
– Уютно у тебя, хозяйка, – обвёл он рукой горницу, стараясь порадовать Валентину. – Так бы и прописался тут. Квартирантом к Дмитрию.
– Считай, он тебя прописал, – заявил Адольф. – Митька оставляет нас здесь на всю охоту. Кто давно на печке не спал, может вспомнить.
– Я вообще никогда не спал на печи! – воскликнул Нестеренко.
– Попробуешь. Ноги только длинные. Там Валерке самый раз. Но его место нынче – в сенях.
– Эт почему?! – засопротивлялся Валерка.
– Ты ж у нас демократ? Демократ. А кто сказал, што не нужен общий большой дом? Кто разогнал страну по углам и каморкам? Демократы. Вот и иди в сени.
Увидев, что Валерка готов обидеться всерьёз, егерь снисходительно бросил помощнику:
– Ладно, ладно. Мы не такие, как ты, шнырла. Садимся, ребяты. Мужики – с дороги. Часа три-четыре ехали – это не на печку слазить.
Городские действительно утомились. И не только Савельев, который вёл машину. Двое других – сами водители, тоже чувствовали, едва ль не наравне с Виктором, плохо чищенную, разбитую дорогу. Поэтому теперь за столом расслаблялись.
Продукты они, конечно, привезли. Но это было очень скудное подобие прежних возможностей. Зато Дмитрий, а скорее Валентина, постарались. На стол выставили большую, едва ль не с тазик, тарелку, полную тёплых ещё котлет. Нестеренко первый ткнул вилкой, откусил и зажмурился. Это была смесь лосятины с дикой свининой.
К дичи шла в меру прихрустывающая на зубах, жареная, с корочкой картошка. Остальное городским было знакомо: три сорта грибов – рыжики, белые и опята; солёные огурцы, квашеная капуста – в порубе и вилках. Из нового – крупный, явно не магазинной формы, кусок сливочного масла светло-золотистого цвета.
– Своя маслобойка? – спросил Савельев, отрезая охотничьим ножом пластик натурального продукта.
– Своя, своя, – сказал Адольф. – У Митрия теперь всё своё. Завели с Валентиной корову… Поросят… Курей и уток стаю… На власть не надеются. Она вон только трындит с утра до ночи, – показал на бубнящий в углу телевизор. – Ну, да ладно. Давайте, ребяты, за встречу. Считай, за год знакомства.