Я торопливо кивнула.

– Ну вот… Валяется она в ногах у барыни, целует ей башмаки и о прощении молит.

– И твоя бабушка все слышала?

– Ох, да не перебивай ты! Конечно, слышала! Рядом же стояла.

– И что Кора говорила?

– Каялась. Мол, грех на мне. Взяла у вас вещь и не уберегла. Виновата я перед вами крепко, но такой злой судьбы все же не заслуживаю. Муж арестован и уже расстрелян, саму меня тоже, того гляди, заберут. На кого тогда дети-сироты останутся? А если меня и не расстреляют, не выживу в тюрьме, помру. Напала на меня внезапно страшная болезнь, гложет изнутри, и я от нее медленно таю. А все из-за проклятия вашего. Христом Богом прошу, пожалейте, простите.

– Жуть какая!

– А я тебе про что?

– А что дальше было?

– Плачет, слезами обливается. Просит простить, а барыня стоит перед ней как истукан и молчит. Сама бледная как смерть, а ни словечка не промолвит, будто и не слышит. Женщина колени ей обхватила, в глаза заглядывает, умоляет: «Скажи, что прощаете, и я исчезну. Уеду из Москвы, забьюсь в глушь, где меня никто не знает. Буду жить тихо, работать, детей растить. Снимите проклятие».

– И чем все закончилось?

– А ничем! Барыня ей только одно слово и сказала…

– Какое?

– «Вон!»

– Круто.

– А то, скажешь, она такого не заслужила?

– Может, и нет. Ведь Кора не призналась впрямую, что присвоила картину. Сказала «не уберегла», а это немного другое.

– Опять ты за свое? Сказала же, не брал мой дед картину!

– Дался вам дед! Я не о том совсем. С картиной ведь могло все, что угодно, случиться. Украли. Дети нечаянно попортили. Супруг ее, Юрий Всеволодович, позарился и решил себе оставить. В общем, не могла Кора сказать законной владелице правду, вот от неожиданности и ляпнула первое, что в голову пришло.

– Придумываешь ты все…

– Нет! Вы послушайте! Она же прощение пришла вымаливать, значит, искренне верила в силу проклятия и боялась его. Неужели в такой ситуации она стала бы лукавить?

– Легко! Отпущение грехов выпросить она, конечно, хотела, но и картину отдавать ей было жалко.

– Думаешь?

– Уверена!

Новость оптимизма не прибавила. Если Роза права, и «Христос» действительно остался у Коры, то где ее теперь искать, эту Кору? Она собиралась уехать, спрятаться в глубинке. Сильно болела. Может, ее и в живых уже давно нет.

– Адрес ее вы случайно не знаете? – повернулась я к Розе.

– Московский?!

Я вздрогнула:

– А что, был и другой?

– Ну, так… письмо-то мы из области получили.

– Какое письмо?

– От дочки ее.

Роза позвонила только на третий день.

– Аня, это я. Извини, что так затянула, но все выбраться никак не могла. Дома дел было полно. Стирка срочная… На моем охламоне одежда просто горит. Ему на сборы ехать, а у него, оказывается, ни штанов, ни куртки чистой. Не пацан, а сплошное горе. Обед опять же нужно было готовить. А в Куркино отправишься – день потеряешь. Это же другой край Москвы…

Розины оправдания я принимала. Хотя своей семьи у меня нет, но понаслышке я знала, что женщине, обремененной семьей, приходится очень и очень несладко. Розу было жаль, но не меньше я жалела и себя. Три дня ожидания обернулись для меня сплошным кошмаром. Я ничем не могла только заняться, все валилось из рук, и, о чем бы ни думала, мысли все равно возвращались к письму. Тогда, возле машины, услышав про него, не хлопнулась на асфальт только потому, что мертвой хваткой вцепилась в Розу.

Я теребила ее за кофту и требовала объяснить, почему она раньше молчала.

– Так я же не думала, что тебе это интересно! – смущенно оправдывалась она.

– И не нужно было ничего думать! Знали же, что меня все, связанное с этой картиной, интересует? Знали? – возмущалась я.

– Ну…

– Вот и нужно было рассказывать все, что известно!

К сожалению, знала Роза совсем немного, и все исключительно со слов своей матери. Та при получении письма не присутствовала лично, но помнила, как ее собственная мать рассказывала об этом. Розу, по молодости лет, бабкина история с письмом не заинтересовала, и она рассказ матери пропустила мимо ушей. А теперь, по прошествии стольких лет, и вовсе ничего не помнила.

– Ну как можно быть такой легкомысленной? Как мы теперь узнаем, что в нем было написано? – простонала я.

– Так у матери нужно спросить, – удивилась Роза.

– А разве она до сих пор жива? – растерялась я.

Роза обиженно насупилась:

– Конечно. С чего бы это ей помирать? Она еще вполне крепкая и на здоровье не жалуется. С братом моим живет.

Как оказалось, семья младшего брата Розы жила в новостройке, телефона у них не было, а ехать туда немедленно Роза наотрез отказалась.