«Ну бывает же такое! Все, за что бы сегодня ни бралась, получается!»

Отхохотавшись, откинулась на подушку и умиротворенно подумала: «Нет, день, без сомнения, удался. И дом оказался на месте, не снесли его, беднягу, по ветхости. И старуха еще жива и преспокойно доживает свой век в родной квартире. И даже телефон у нее имеется. Я это уже просто фантастическое везение».

Меня переполняло ощущение удачи. Я находилась в том состоянии, когда кажется, что ты взлетел на гребень высокой волны, и тебе ничего уже не страшно, и победа обязательно будет за тобой.

Тихонько мурлыкая под нос легкомысленный мотивчик, я придвинула я себе телефонный аппарат и набрала номер Кориной дочери.

– Да, – ответили мне.

Голос звучал тихо, и определить, сколько лет говорившей со мной женщине, было сложно.

– Добрый вечер. Мне Антонину Юрьевну.

– Я у телефона.

– Еще раз здравствуйте. Моя фамилия Иванова. Я представляю антикварный салон «Галактика». Антонина Юрьевна, у меня к вам дело, и я хотела бы его обсудить.

На другом конце провода произошла заминка, потом собеседница неуверенно переспросила:

– Дело? Ко мне?

– Я искусствовед. Работаю в «Галактике» экспертом и от имени нашей фирмы хотела бы сделать вам предложение.

– Это, верно, ошибка. Вы меня с кем-то спутали.

– Нет-нет. Все правильно. Речь идет о картине Веласкеса «Христос в терновом венце». Мы хотели бы приобрести ее у вас. За этим, собственно, я сюда и приехала.

Голос моей собеседницы взлетел вверх и зазвенел, как натянутая струна:

– От кого вы узнали про картину?

– От Софьи Августовны Мансдорф. Она же передала нам письмо, которое вы написали ее матери.

– Она еще жива? – В ее тоне слышалась неприкрытая враждебность, что меня, признаться, удивило.

– Конечно, и…

– Ей не следовало показывать вам мое письмо. Оно очень личное и адресовано было не ей. Если даже письмо перешло к ней от матери, она не имела морального права передавать его посторонним людям, – возмущенно произнесла Антонина Юрьевна.

– Она сделала это без всякого злого умысла. Мы с ней друзья…

– Так вы по ее поручению приехали? – перебила меня Антонина Юрьевна, и было в ее голосе что-то такое, что меня насторожило.

Боясь совершить непоправимую ошибку, я постаралась ответить как можно более обтекаемо:

– Это не совсем точная постановка вопроса…

– Да или нет?

Я не знала, как мне поступить, мне нужно было подумать, но она не дала мне такой возможности.

– Если вы с ней друзья, то должны знать правильный ответ, – с издевкой заметила Антонина Юрьевна.

– Мы друзья, и ответ я знаю, но пользоваться этим не стану и скажу как есть, – твердо заявила я. – Картину мы хотим приобрести для себя. Софья Августовна не имеет к этому отношения.

– Картина не продается, – тут же последовал не менее твердый ответ.

– Но почему?! Вы же сами в том письме просили забрать ее у вас!

Я и не ожидала, что это невинное замечание вызовет такой всплеск эмоций.

– Просила?! Не-е-ет, умоляла! Но ответить мне не соизволили.

Ее голос прямо-таки вибрировал от гнева и давней обиды.

– В этом не было злого умысла, просто так сложились обстоятельства, – как можно мягче сказала я.

– Теперь это уже не имеет значения.

Голос снова упал до шепота. От него веяло усталостью и равнодушием.

– Конечно, не имеет! Чем копаться в прошлом, давайте думать о настоящем. Антонина Юрьевна, мы готовы приобрести полотно за хорошие деньги.

– Нет!

– Вы просто не понимаете, о какой сумме идет речь!

– Я уже все сказала. Картина не продается.

Я тихо перевела дух и как можно мягче попросила:

– Антонина Юрьевна, не спешите. Не нужно так с ходу отказываться. Давайте встретимся, поговорим. Вы покажете мне картину, я предварительно оценю ее. Возможно, озвученная стоимость полотна заставит вас изменить свое решение.

– Картина не продается. Это невозможно!

– Да почему?!

В ответ раздались гудки. Она швырнула трубку.

Уткнувшись носом в только что купленный блокнот, я нажала на кнопку звонка. Сначала за дверью стояла тишина, потом послышались торопливые шаги, и она распахнулась. Сосредоточенно шурша листами и делая вид, что ищу нужную мне запись, я озабоченно пробормотала:

– Хозяева дома?

– Я хозяйка.

По-прежнему не глядя на нее, я с недовольной гримасой уточнила: